Ярость в Тоттенхэме

Эти деления, в порядке убывания длины, обозначали ширину размаха рук, длину окружности головы и размер ушной раковины Вольского по системе Берлильона, полученные Лестрейдом из Охранного отделения Департамента полиции Санкт-Петербурга.

Каждого подозреваемого мужчину, наружностью тридцати пяти — сорока лет, патрульные на месте замеряли на соответствие этим трём параметрам. Всех подходящих по размерам полисмены безо всяких церемоний отводили в ближайший участок, где проводили уже расширенный бертильонаж ещё по трём замерам: росту подозреваемого, а так же длине его правой ступни и ширине левой ладони. Это позволяло отсеять большую часть из попавшихся в ячейки расставленной Вольскому сети.

И, наконец, всех лиц, совпадающих по этим шести измерениям с бертильоническим портретом Вольского, доставляли прямо в Скотленд-Ярд, где проводилось полное опознание личности. Розыскные группы без устали работали на вокзалах, речных причалах, в парках, доках, рабочих трущобах и прочих местах возможного появления преступника. В течение первой половины дня на улицах Лондона было задержано около трёх сотен человек, из которых, после дополнительной проверки в местных полицейских участках, в Скотленд-Ярд было отправлено 47 подозреваемых. К сожалению, никто из них под полное описание Вольского не подпадал, и их пришлось с извинениями отпустить.

Лейстред и двое прошедших обучение в Париже инспекторов без устали занимались измерениями. Но и мы с Шерлоком не сидели сложа руки. Убедившись в бесплодности этого метода, мы вместе отправились в Тоттенхэм, который, по категорическому требованию Холмса, подтвержденного по телефону его братом Майкрафтом, полицейские патрули со своими измерительными бечевками обходили стороной.

— В Тоттенхэме розыск гораздо эффективнее вести оперативными методами, — непререкаемо заявил Шерлок. — Не хватало ещё спугнуть Вольского этими Вашими флаггелянтами с вервием на плечах!

— Воля Ваша, Холмс, но после четырёх пополудни я введу полицейские силы в Тоттенхэм. Риск слишком велик! — ответил Лейстред, запуганный угрозами министра до смерти. — Перевернём там каждую кровать, осмотрим каждый подвал, чердак и мусорный ящик, если Вы с Ватсоном не управитесь до этого срока.

Когда мы прибыли с Шерлоком в полицейское отделение Тоттенхэма, Хопкинс и Тревер как раз составляли план поквартирного обхода Маленькой России. Шерлок прервал эту бессмысленную трату времени.

— Тревер, Вы же полицейский, в какой-то степени даже сыщик. Неужели у Вас нет надёжной агентуры в районе? — обратился Холмс к Треверу.

— Ну, как же! Есть кое-какие людишки в Тоттенхэме, — обиженно ответил сержант. — Но только не в Маленькой России. Её обитатели и английским языком-то толком не владеют, да и сами по себе отпетые висельники. Какая уж тут агентура?

— Скажите, а Вы искали негативы фотографий Вольского-Фогеля в местных фотоателье? Для розыска это было бы большим подспорьем, — продолжал искать подходы к злоумышленнику Холмс.

— В Маленькой России только одно ателье, — ответил Тревер. — Его хозяин, некий Эйзенштейн, поклялся мне, что Фогель не был его клиентом. Мы вместе осмотрели все журналы выдачи карточек за время его проживания в этом районе.

— Ещё три ателье есть в близлежащих кварталах Тоттенхэма, — подхватил Хопкинс. — Но записей о фотографировании Фогеля нет и в них.

— Я бы не делал столько категоричных выводов, — возразил им Холмс. — Фогель мог воспользоваться вымышленным именем, заказывая карточку. Нужно побеседовать с самими фото-операторами. Мы с Ватсоном посетим ателье в Маленькой России, а Тревер со Смитом обойдут такие же заведения в Тоттенхэме.

И здесь я вынужден, против всякого своего обыкновения, похвастаться перед читателями этих записок своим очередным успехом, приведшим к раскрытию всего дела! Мистер Эйзенштейн в очередной раз заверил нас с Холмсом, что никакого Фогеля никогда не фотографировал и даже в глаза не видел. Я попытался освежить память старика-фотографа, напоминая ему о различных деталях словесного портрета злоумышленника, которым снабдил нас Тревер.

Тщетно! И вдруг, в какой-то момент, подслеповатые глаза Эйзенштейна загорелись, он вспомнил о визите человека с кастетом. Беседуя с фотографом, я импульсивно повторил жест, которым Фогель надевал кастет на руку, в своё время продемонстрированный мне его помощником в букмекерской лавке. Эйзенштейн мгновенно вспомнил грубоватого посетителя, который играл кастетом, то надевая, то снимая его с руки именно таким образом.