Ясень

Всё в мире правда, в мире всё обман.
En esta vida todo es mentira[1]

,Y todo es verdad. В основах мира
Закон разрыва нам глубинно дан.

Вместишь ли в малой капле Океан?

И да, и нет. Среди веселий пира
Без плача звонкой может ли быть лира?
Мост радуг упирается в туман.

Когда бы в Океане безграничном

Мы медлили, мы были б слитны с ним.
А в капле брызги радуг мы дробим.

Смеёмся мы и плачем в малом личном.

В вертенье круга – радость и печаль,
Но в высь ведёт змеиная спираль.

3.

Я не ропщу. Мне ничего не жаль.
Я вижу брата в сильном и в убогом.
Я жертвой был и жертву взявшим богом.
Я сердце и пронзающая сталь.

Я близь – родной души. Я дух – и даль.

Я улыбаюсь, медля над порогом.
Застыв, молюсь в отъединенье строгом.
Я вижу, как рубин течёт в хрусталь.

Я чувствую, я знаю, что за гранью

Предельного я вновь найду родник,
Где гранью из безгранного возник,

Со всем моим приду туда, как с данью.

Глянь в зеркало, и верь его гаданью:
На дне глубин преображён твой лик.

Равный Ису

1.

Зорки здесь люди издревле доднесь,
  Каждая мысль обнажается,
Дашь талисман им, – усмотрят: «Не весь.
Что-то ты прячешь. Есть таинство здесь».
  В чётком черта завершается.

Каждое чувство утонченно здесь,

  Каждый восторг усложняется.
Дашь им весь блеск свой, – удержат: «Не весь.
Дай половину. Другую завесь».
  Солнечник в вечер склоняется.

2.

Испанца видя, чувствую – он брат,
Хотя я Русский и Поляк стремленьем.
Я близок Итальянцу звонким пеньем,
Британцу тем, что Океану рад.

Как Парс, душевной музыкой богат,

Как Скандинав – гаданьем и прозреньем.
Как Эллин, изворотлив ухищреньем,
Мысль, как Индус, я превращаю в сад.

Лишь с потонувшим в блеске слов Французом

Не чувствую душевной связи я,
Красива по-иному речь моя.

И всё же связан крепким я союзом

С столицею, что в свой водоворот,
Свой лик храня, все токи рек вберёт.

3.

Мне нравится учтивая прохлада,
С которой ум уму, светясь, далёк.
Любой Француз – кипящий зимно ток,
Но это также – свойство водопада.

Всклик девушки в любовный миг: «Не надо!»

В ней стройность чувства вылилась в зарок.
Из этого есть что-то в ритмах строк,
В которых мысль условным чарам рада.

Париж – твердыня формул, теорем,

В изящном он доходит до Китая.
Где я кричу, – он, созерцая, нем.

Где я молчу, – потоком слов блистая,

Он говорит. Искусством весь пленён,
Искусственность в chef-d’oeuvre возводит он.

4.