Яшмовый Ульгень. За седьмой печатью. Серия «Приключения Руднева»

– От отца Иннокентия сегодня пришло письмо. Я не стал вас на этот предмет утром отвлекать. Он пишет, что ваше предложение богоугодно, но очень щедро, и поэтому он просит вас ещё раз обдумать свое решение. Он не хотел бы воспользоваться вашим душевным порывом, причиной которого могут быть известные печальные события.

– Я не намерен менять своего решения, Белецкий. Так и отпиши.

– Дмитрий Николаевич, подумайте ещё раз! Вот так расстаться с Милюковым! Ведь там всё ваше детство прошло!

Руднев покачал головой.

– Мы это уже много раз обсуждали. Ты же понимаешь, я туда вернуться не смогу, продать тоже не решусь. Что же ему пропадать? Разве идея с детским приютом тебе не нравится?

Белецкий вздохнул.

– Мне, сказать по чести, не знаю, но вот Александре Михайловне и Софье Николаевне точно бы понравилась, – сказал он с печальной улыбкой.

– Вот и хорошо! Отец Иннокентий человек достойный, он всё сделает, как надо. Ты мне сам говорил, что человеку пристало смотреть вперед, и неправильно, если Аnimus quod perdidit optat, аtque in praeterita se totus imagine versat (лат. Душа жаждет того, что утратила, и уносится воображением в прошлое).

– Что же, воля ваша, сегодня же отпишу, – смирился Белецкий и, помолчав, уже совсем другим, бодрым тоном добавил: – А ещё вам пришёл ответ из университета. Вы приняты, и через две недели начнутся занятия. Поздравляю вас. Вы теперь, Дмитрий Николаевич, студент.

22.06.2020

За седьмой печатью

Глава 1.

С самого утра день был особенный. Бывают же такие замечательные дни, когда все ладно и весело, думалось Катерине, и солнышко светит, и маменька с батюшкой не ворчат, и волосы ну просто чудо как хорошо удалось уложить с первого раза. Последнее, нужно отметить, было особенно важно в свете предстоящего грандиозного события.

Катерина Лисицына улыбнулась своему отражению, хлопнула в ладоши и закружилась по комнате. Это ничего, что она вот так, словно девчонка неразумная, скачет. Никто же не видит!

Разрумянившаяся и слегка запыхавшиеся Катерина плюхнулась на пуфик перед туалетным столиком, показала отражению язык, рассмеялась, а потом сделала серьезное лицо. Примерила так и сяк. Лучше всего получалось, если слегка поджать губку и нахмурить брови, так лицо её становилось взрослее. Ах, жалко, что она не носила очков! Да ещё бы бледности добавить и избавиться от этого невозможного румянца! И волосы! Ох, уж эти волосы! Ну что прикажете делать с этой светло-русой косой толщиной в руку и длиной по пояс? Как бы хорошо было подстричься коротко, до плеч, по французской моде! Да разве батюшка с маменькой позволят? Уж очень у них старомодные взгляды! Не то, что у Катерины.

Катерина Лисицына, девица восемнадцати лет от роду, дочка коллежского асессора при почтовом ведомстве была девушкой прогрессивной и образованной. Закончив гимназию, она учинила бунт и поступила на высшие курсы для женщин при Московском университете. Родители, правда, сопротивлялись недолго, рассудив, что студенты люди неженатые, некоторые даже при деньгах, а это открывало неплохие перспективы для девушки из приличной семьи, но без особого приданного.

Катерине все эти матримониальные идеи казались отсталым мещанством, и все же мысль о том, что сегодня она будет присутствовать на открытой лекции профессора Строгонова вместе со студентами юридического факультета, заставляло её сердце приятно трепетать. Нет, конечно, не от того, что она будет в таком обширном мужском обществе, а от возможности быть на равных со всеми этими мужчинами.

Катерина ещё раз примерила серьезное выражение лица и постаралась потщательнее его запомнить. Потом достала из шкатулки старинную бабушкину камею – единственную свою драгоценность – и прикрепила к кружевному воротнику. Получилось вполне благородно, жаль только, что воротник был маменькой вязан, а не в галантерее куплен.

Тихонько, чтобы не услышала маменька, бранящаяся с кухаркой на кухне, Катерина прошмыгнула в прихожую, надела короткую потертую каракулевую шубку, повязала пуховый платок поверх каракулевой же шляпки, ухватила муфту и выскочила на улицу.

От Китай-города до Моховой по заснеженной Москве идти было, конечно, не близко, но тратить денег на извозчика не хотелось. Торопливо семеня и то и дело поскальзываясь на припорошенной наледи, Катерина за полчаса добралась до Татьянинской церкви, где должна была встретиться со своей подругой и сокурсницей Зинаидой Линд.

Разумеется, Зинаида уже была на месте и ждала подругу, нетерпеливо посматривая вдоль улицы и зябко притоптывая.

Катерина считала себя девушкой пусть и симпатичной, но внешности прозаичной, самой что ни на есть среднерусской, а вот Зинаида, по её мнению, была истинной красавицей: высокая, стройная, с благородным бледным лицом, в чертах которого ясно отпечаталась нездешняя красота – огромные миндалевидные глаза медово-карего цвета, черные брови в разлёт, чётко очерченные коралловые губы и дивные темные-темные волосы, пышные и мелко вьющиеся. Даже имя у подруги было не в пример банальной «Екатерине». Шутка ли, дочь Зевса!