Яшмовый Ульгень. За седьмой печатью. Серия «Приключения Руднева»

– «Во главу угла узримши тремя ликами, возвестившими трёх из четырёх и во их славу принявши покой…». «Трёх из четырех» – это первые три всадника, о которых возвещает Тетраморф тремя своими ликами. Дальше, «…Сокровенную тайну, четвертым ликом возвещенную, ликующую и властвующую почитай во втором углу, уготовившись к вечности…» – «сокровенная тайна», возвещенная четвертым ликом – это, по всей видимости, смерть, четвертый всадник. «…Принявши её одежды, как свои, в третьем углу…» – это про пятую печать. После, «…Свитком станет храм и отрекшись от сияния его и дав через страх, боль и гнев запечатлеть великий знак владыки на нём, открытый, но сокрытый для чуждых, в четвертом углу не устрашись…» – ну, тут разве что про гнев, свиток и запечатленный знак подходит под шестую печать, зато в конце снова очень похоже: «И в пятом углу войдешь в тишину будто на время, но во истину, войдя во врата, сохранив свой храм, подобно исходную силу дарящим..». И прямая отсылка – «ожидавшим за седьмой печатью».

– Вот! – магистр эзотерических искусств торжествующе потёр руки. – Не правда ли, это замечательный ребус!

– Несомненно, – скептически отозвался Белецкий и спросил: – И больше там ничего не было?.. Более понятного в практическом плане.

– Увы, Фридрих Карлович! Подобные тексты никогда и не бывают, как вы выразились, «понятными в практическом плане», они для посвященных.

Тем временем Руднев вновь и вновь перечитывал текст

– Вы нам очень помогли, Ираклий Семенович. Спасибо! – несколько отстранённо сказал он, будто его занимали какие-то совсем иные мысли.

– Что ж, был рад помочь! Не забудьте, что вы обещали мне всё рассказать, когда дело будет окончено, – напомнил магистр эзотерических искусств.

Домой Руднев решил вернуться на извозчике. Когда они сели в сани, Белецкий спросил:

– У меня сложилось впечатление, что вы что-то поняли из всей этой тарабарщины по мотивам Апокалипсиса?

– Очевидно, что, как и было написано в книге князя Волконского, всё это как-то связано с культом смерти. Но меня беспокоит другое, – признался Руднев. – Зинаида Яковлевна говорила со мной про седьмую печать. Пётр ещё предположил, что это что-то из декадентства… Теперь я думаю, что она упоминала печать из этого текста, а это значит, что она была посвящена в тайны Волконских и Ван-Берзеньша, и, скорее всего, она знала убийцу, и убийца этот где-то совсем рядом, скорее всего, действительно в университете.

Утром следующего дня в особняк Руднева примчался Кормушин с двумя новостями – одной обнадёживающей, а второй тревожной. Первая заключалась в том, что Никитин пережил ночь, и состояние его доктор назвал хоть и тяжёлым, но стабильным. Вторая – о том, что Павла Алексеевича Некрасова отстранили от должности ректора, и на следующую неделю назначен совет университета для формирования списка кандидатов на его должность.

Руднева известие о Некрасове не порадовало. Он считал его хорошим ректором, и, кроме того, подозревал, что грядущие перемены, какими бы они не были, лишь подстегнут университетскую смуту. Однако долго обсуждать всё это у него времени не было, ему предстояла встреча с Терентьевым.

По заведенному правилу Дмитрий Николаевич и Анатолий Витальевич встретились на Пречистенском бульваре.

Первым делом Руднев как на духу рассказал про их с Белецким вылазку в особняк Волконской. Терентьев отреагировал ещё жёстче, чем Дмитрий Николаевич рассчитывал.

– Я ошибся, дозволив вам принимать участие в этом деле, – сухо и холодно заявил сыщик. – Вы, господин Руднев, хоть и почти дипломированный юрист, но, по сути – избалованный мальчишка. Вам всё это игра, забава для вашего, признаться, незаурядного ума, на обаяние которого я, дурак, поддался. У вас в голове Вальтер Скотт, а у меня на руках три убитых женщины, одна из которых – невеста вашего друга, пятнадцать погибших демонстрантов и ваш подстреленный Никитин, который того гляди преставится. Не о чем нам более говорить! Если мне потребуются ваши показания, я обращусь к вам, а за сим откланиваюсь.

– Анатолий Витальевич, простите! Я не должен был скрытничать! Это было и глупо, и нечестно! Обещаю, что более подобного не сделаю! Прошу вас, позвольте мне участвовать в расследовании и далее! – взмолился Руднев. – Даже если вы окончательно решили меня отстранить, хотя бы выслушайте! Мне удалось еще кое-что узнать.

И Руднев рассказал про расшифрованный текст и про заказ цветов за несколько дней до смерти Зинаиды Яковлевны. Последняя информация Терентьева особенно заинтересовала.

– Получается, он начал не с девицы Линд, а раньше, и сколько всего на его совести трупов, нам не известно.

– Если бы были пропавшие курсистки, вы бы о них знали, – осторожно высказал предположение Дмитрий Николаевич, он подозревал, что хотя Терентьев и продолжил с ним беседу, намерения отстранить Руднева от дела пока не поменял.

– Этот ненормальный, как нам известно, и гулящими не брезгует, – ответил Терентьев. – Вы себе и представить не можете, сколько их бесследно пропадает, и никто об том не спохватывается.