Яшмовый Ульгень. За седьмой печатью. Серия «Приключения Руднева»

– Анатолий Витальевич, я прошу вас, оставьте же Екатерину Афанасьевну! Разве вы не видите, что она расстроена!

Терентьев хотел было ответить, но передумал.

– Ладно, – сказал он, – Екатерина Афанасьевна, Пётр Семенович, я прошу вас немедля вернуться домой и носа оттуда до моего разрешения не высовывать. Мои люди отвезут вас. И обещаю вам, господа – вас, Дмитрий Николаевич, это тоже в полной мере касается – что если я только узнаю, что кто-то из вас посмел меня ослушаться, я запру его в камере для его же безопасности.

Проводив гостей, Белецкий обнаружил, что Руднев ушёл к себе в мастерскую. Нарушив обычные правила, он постучал и, не дожидаясь ответа, вошёл.

Дмитрий Николаевич сидел на полу среди разложенных рисунков и фотографий убитых женщин, перед ним лежала монография князя Волконского и расшифровка надписи на алтаре.

– Я что-то упускаю, Белецкий, что-то очень важное, – пробормотал он, не отрывая взгляда от документов.

Белецкий озабочено нахмурился.

– Может, если вы дадите себе отдохнуть, вам скорее придут в голову светлые мысли? Вы выглядите измученным, Дмитрий Николаевич.

Руднев пропустил замечание Белецкого мимо ушей.

– Что тебе кажется самым странным в этих убийствах? – спросил он, подталкивая фотографии Белецкому.

Белецкий сел рядом с Рудневым.

– По мне, так в них всё странно. Странно и страшно, – ответил он.

– И всё же?

Белецкий пожал плечами:

– Ну, странное место… Сатанинское святилище… Склеп, тайная комната, тюрьма, заброшенный сарай.

– Что же в этом странного? Культовая обстановка. Скрытность, чтобы никто не помешал…

– Хорошо, – Белецкий отложил в сторону фотографии. – Тогда этот рисунок на теле. Оторопь берет от мысли, как он это делал!

Руднев попытался пожать плечами и тут же скривился от боли в простреленной руке.

– Странным является лишь то, что он наносит рисунок при таком положении тела. Сам по себе факт нанесения прижизненных или посмертных увечий жертвам не уникален, – сказал он, баюкая раненую руку.

– Вам виднее, – согласился Белецкий, – Тогда… Цветы? Погребальные принадлежности?

– Нет, это тоже просто фетиш.

– У меня закончились варианты, – признался Белецкий. – Вы ведь что-то конкретное от меня хотели услышать?

– Странным является само убийство, – задумчиво проговорил Руднев.

– Я вас не понимаю. Вы в философском смысле?

– Нет, в прикладном. Представь себя на месте преступника…

– Не уверен, что хочу этого!

– Представь!.. Ты каким-то образом открываешь для себя тайное знание, магическую мудрость, которая способна даровать тебе бессмертие или что-то в этом роде. Ты находишь святилище и, возможно, создаешь свои новые. Ты находишь жертву для своего тайного ритуала, знакомишься с ней, даже узнаешь про её любимые цветы и заказываешь их, и наконец заманиваешь жертву в святилище для таинства… и приступаешь к ритуалу. Девушка обнажается, ты укладываешь её на алтарь, украшаешь цветами и начинаешь наносить сложный рисунок. Это долгая и кропотливая работа, требующая от тебя полной сосредоточенности… А потом ты берешь и душишь её. Вот так грубо и вульгарно ты уродуешь прекрасное существо, которое только что пытался довести до совершенства! Это как будто ты рисовал на холсте что-то восхитительное и сложное, а потом просто выплеснул на это краску и размазал! Тебе не кажется это странным?

– Если честно, то мне кажется, что у вас бред!

– Белецкий! Ну включи же ты воображение!

– Я таким буйным воображением, как вы, не наделён, – возразил Белецкий и добавил после непродолжительной паузы. – Но если рассудить, то вы, пожалуй, правы. Странно завершать все эти изысканные па такой грубостью как удушение… Но какой из этого вывод?

– Пока не знаю, – сказал Руднев. – Мне нужно еще подумать. Оставь меня.

Катерина вернулась домой и сразу заперлась у себя в комнате.

Сердце её колотилось так, что, казалось, было готово разорваться. Ах, слава Богу, Дмитрий Николаевич защитил её от этого невыносимого полицейского чиновника! И почему он только знается с такими ужасными людьми, как Терентьев и Дракула! Наверное, подумала Катерина, это так положено, чтобы рыцаря в белых одеждах сопровождали злые демоны, ну, чтобы там всячески его искушать и пытаться увести с праведного пути великих подвигов. Это всё потому, что белый рыцарь недостаточно крепок духом, не то, что чёрный! Хотя до чего же он хорош, этот белый рыцарь, особенно такой бледный и без сюртука!

Впрочем, к чему было думать о белом рыцаре, когда в кармане у неё лежала записка от черного, переданная ей утром глумливо ухмыляющейся кухаркой! Значилось в этой записке нечто такое, от чего у неё захватывало дух и сладко сосало под ложечкой. Она вынула её и в сотый раз перечитала: