Яшмовый Ульгень. За седьмой печатью. Серия «Приключения Руднева»

– Стойте, где стоите! – резко приказал Рагозин и навел оружие на бесчувственную Екатерину Афанасьевну. – Одно движение, и я убью её!

Все трое замерли, при этом Белецкий и Руднев целились в Рагозина.

– Бросьте оружие! – приказал Григорий Алексеевич.

Руднев с Белецким не шевельнулись.

Рагозин встретился взглядом с Дмитрием Николаевичем.

– Впрочем, ты, Руднев, можешь оставить. У нас вроде как дуэль, – растягивая губы в злобной улыбке, сказал он. – За тобой выстрел остался. Ты такой везунчик, Руднев! Я тебя даже с двух выстрелов убить не смог… А он пусть бросит! Я сказал, пусть бросит! Я выстрелю в неё, Руднев! Не сомневайся!

– Брось револьвер, Белецкий! – приказал Руднев, голос его, звучавший абсолютно спокойно, сделался стальным.

Белецкий бросил оружие на пол.

– Дальше откинь! – приказал Рагозин.

Белецкий ногой оттолкнул револьвер за границу света.

Краем глаза Дмитрий Николаевич заметил, что белый от ярости Кормушин, сжавши кулаки, сделал едва заметное движение вперед. Рука Рагозина напряглась.

– Белецкий, угомони Петра! – резко приказал Руднев, не отводя глаз от Рагозина.

Белецкий молниеносно одной рукой ухватил Кормушина со спины за горло, а другой заломил ему правую руку. Хватка у него была мёртвая. Молодой человек дернулся, но, несмотря на свою недюжинную силу и богатырское телосложение, вырваться не смог.

– Пётр Семенович, замрите, или я сожму руку сильнее, – тихо, но очень внятно предупредил Белецкий и для убедительности придушил Кормушина так, что у того на мгновенье помутилось в глазах.

Опамятовавшийся Кормушин замер.

Руднев меж тем продолжал целиться в Рагозина, а тот держал пистолет у головы Катерины Афанасьевны. Григорий Семенович стоял к Рудневу левым боком, закрывая телом правую руку с пистолетом.

– Что, Руднев? Патовая у тебя ситуация? – глумливо спросил Рагозин. – Если ранишь меня, я её застрелю. В правую руку тебе не попасть. Выстрелишь в голову, сам знаешь, что будет. У меня палец на курке, убьешь и меня, и её. Что делать будешь?

– Ждать, – с ледяным спокойствием ответил Руднев.

– Похвальное терпение! Что ж, подождём, посмотрим, у кого из нас рука раньше дрогнет. Скучно только ждать будет.

– Так чтобы было не скучно, расскажи нам всё, – совершенно ровным голосом предложил Руднев.

– Что же ты хочешь знать?

– Расскажи про убитых девушек.

По лицу Рагозина пробежала судорога, взгляд заметался, однако он по-прежнему целился в голову Екатерины Афанасьевны.

– Расскажи, Григорий! – повторил вопрос Дмитрий Николаевич. – Ты ведь их не убивал, правда?

– Замолчи, Руднев! Ты ничего не понимаешь! – хрипло ответил Рагозин.

– Если ты не можешь рассказать сам, я тебе помогу, – голос Руднева звучал так, словно они с Григорием Алексеевичем вели непринужденную беседу в гостиной. – Я начну, Григорий, а ты меня поправишь. Давай?.. Ты нашёл тайную комнату в анатомическом корпусе, так? Как ты на неё наткнулся?

– В морге за шкафом есть проход. У меня скальпель под шкаф упал, я сдвинул и нашёл.

– Ты что-то обнаружил в святилище. Бумаги Ван-Берзеньша, так ведь? Они не пропали, их Волконские сохранили. Ты нашел второе святилище в склепе, а ещё расшифровал надпись на алтаре. Правильно?..

– Жалко я тебя, Руднев, тогда сразу не убил, когда ты в святилище пробрался. Думал подержать тебя там денька два-три для острастки, чтобы ты свой любопытный нос в мои дела не совал.

– Это уж не важно, Григорий! Лучше про алтари расскажи…

Рагозин молчал, и Дмитрий Николаевич продолжил.

– Ты решил приручить смерть, Григорий, и понял, в чём была ошибка Волконских. Нужно было пять святилищ, пять углов, пять вершин пентаграммы. Ты построил ещё три святилища и выбрал девушек, достойных для ритуала. Кто была первой, Григорий?

– Зинаида.

Кормушин дернулся и застонал. Белецкий сжал его горло крепче.

– Разве она была не второй? – спросил Руднев, удерживая на себе внимание Рагозина. – Для кого ты заказывал гортензии, Григорий?

– Для Зинаиды. Я привёл её в первый угол, но она испугалась, – лицо Рагозина сделалось неподвижным, взгляд его сосредоточился на чём-то за гранью этого мира, но рука, держащая револьвер, не дрогнула. – Потом она вернулась ко мне, сказала, что готова попробовать вновь открыть седьмую печать. Мы пошли во второй угол.

– На Семёновском кладбище?

– Да.

– Что там произошло?

Глаза Рагозина лихорадочно заблестели.

– Я отметил её знаком.

По лицу Кормушина беззвучно текли слёзы.

– Ты отметил её знаком, Григорий. И что потом? Что произошло?

Рагозин помолчал, а потом заговорил, он был словно в трансе, но рука, держащая револьвер, оставалась твёрдой.

– Я оставил её. Вышел под звёзды. Они были такими огромными… Я не помню, что было потом… Я вернулся и понял, что владыка не захотел даровать ей вечность.

– Ты убил её?

– Нет. Она уже была мертва, – Рагозин долго молчал. – Я хотел похоронить её в склепе. Там есть такой очень большой и незапертый склеп, но дверь завалило снегом. Я не смог открыть. Я похоронил её рядом и очистил угол, чтобы владыка не гневался.