Яшмовый Ульгень. За седьмой печатью. Серия «Приключения Руднева»

– На Семеновском кладбище произошло нечто подобно, только без белладонны. Рагозина толи оглушили, толи так же, как и жертву, усыпили хлороформом. Когда он очнулся, жертва была уже мертва, и он в своем воспалённом воображении списал это на гнев владыки, не пытаясь искать каких-либо иных разумных объяснений происшедшему. К убийству же в Сокольниках Рагозин вообще не имеет никакого касательства. Скорее всего, он явился в святилище, например, чтобы его подготовить к новому ритуалу, и обнаружил там тело несчастной, которое туда подкинул убийца. Поэтому-то она и оказалась проституткой, а не как в других случаях, курсисткой, и поэтому же на ней не было никакого рисунка. Кстати, на ладонях Рагозина были следы от струны?

– Нет. Никаких следов.

– Вот вам и ещё один аргумент в пользу его невиновности. Даже если бы убийца орудовал в перчатках, струна бы оставила у него на руках синяки, а если без перчаток – порезы.

Терентьев долго молчал, обдумывая доводы Дмитрия Николаевича.

– Всё это очень скверно, – произнес он наконец. – Если вы правы, Дмитрий Николаевич, а очень похоже на то, значит, где-то по Москве разгуливает душегуб, а у нас с вами нет не малейшего представления о том, кто он.

– Он должен быть как-то связан с Рагозиным, знать о его тайне, выслеживать его. Это кто-то из университета.

– Вы кого-то конкретного подозреваете?

Теперь задумался Руднев.

– Я не уверен. Возможно, дело в моей предвзятости… – осторожно сказал он.

– Раньше такие соображения не останавливали вас от высказывания ваших предположений, и, должен признать, интуиция вас пока не подводила. На кого вы думаете, Дмитрий Николаевич?

– На роль убийцы очень подошёл бы Коровьев. У меня нет ничего конкретного против него, но он имел какие-то отношения с Рагозиным, он постоянно шпионит, вынюхивает и высматривает за всеми. Прошлое его неизвестно. И вообще он крайне неприятный тип.

– Да-а, – протянул Терентьев. – Университету только не хватает, чтобы факультетский инспектор оказался безумным убийцей. Мало там и без этого скандалов!.. Говорят, будет назначен новый ректор?

– Да, – рассеяно ответил Руднев, в голове у него промелькнула какая-то мысль, но столь стремительно и смутно, что он не успел её ухватить. – Завтра совет утвердит список кандидатов. Вон мне Кормушин сколько мусора бумажного принёс, программы реформ.

Дмитрий Николаевич машинально пролистнул бумаги. Его взгляд выхватил одну из листовок. Отбросив остальные, он впился в неё глазами. Это было обращение профессора Михаила Петровичи Строгонова, пафосное и убедительное.

– Не может быть! – потрясённо прошептал Руднев.

Он вынул из ящика стола две другие листовки: одну, найденную на Семеновском кладбище, и вторую, подписанную Малахией, разложил перед собой и всмотрелся.

– Что вы увидели? – Терентьев был похож на охотничьего пса, делающего стойку.

– Я увидел невероятную низость и чудовищную жестокость, – хмуро ответил Дмитрий Николаевич, в голове которого враз сложились все части головоломки. – Анатолий Витальевич, я знаю, как всё было.

И Руднев рассказал сыщику о своей догадке.

Руднев с Терентьевым поднимались по университетской лестнице.

– К господину профессору никак нельзя! – причитал швейцар Кондратий Емельянович, суетясь вокруг них в напрасной попытке остановить. – Не велено, говорю вам!.. Господа!.. Господин студент, я буду на вас жаловаться!

Смирившись с тщетностью своих усилий, старик отстал.

– Анатолий Витальевич, у нас же нет доказательств, – сказал Руднев. – Если он начнёт отпираться, вы не сможете предъявить ему никаких обвинений.

– Не начнёт, – решительно ответил Терентьев. – Скажем ему, что Коровьев арестован, и заговорил. В конце концов, арест вашего факультетского инспектора – дело предрешённое.

Они подошли к кабинету профессора Строгонова. Терентьев единожды стукнул в дверь, и они вошли, не дожидаясь приглашения.

Сидевший за своим монументальным столом Михаил Петрович поднял благородную седую голову и строго воззрился на непрошенных посетителей.

– Чем обязан, господа? – спросил он спокойно, лишь с легким оттенком раздражения. – Господин Руднев?.. А вас, простите, милостивый государь, не имею чести знать.

– Сыскной надзиратель Анатолий Витальевич Терентьев.

Строгонов откинулся в кресле и изумленно поднял брови.

– О! Полиция? Неужели этот молодой человек натворил что-то такое, что им сыскное управление интересуется?

– Натворил он, пожалуй, немало, – согласился Анатолий Витальевич.

– Хм! Господа, однако же, будьте столь любезны и объясните цель своего визита. Я, видите ли, чрезвычайно занят, – Строгонов нетерпеливо забарабанил пальцами по столу.

– К завтрашнему совету готовитесь, Михаил Петрович? – спросил вступивший в разговор Руднев.

– Что, простите, молодой человек?

– Я спросил вас, господин профессор, вы готовитесь к завтрашнему совету? Это будет такой значимый день для вас, Михаил Петрович. Или мне следует называть вас Малахией?

Строгонов посмотрел на Дмитрия Николаевича с нескрываемым более раздражением.

– Господин Руднев, что за комедию вы тут ломаете? При чём тут Малахия?