Ястреб над озером

Повернулась и пошла в избу. Немного погодя вернулась с кружкой и начатой буханкой хлеба. Налила густого запенившегося молока и поднесла Сергею. Он взял кружку обеими руками, зачем-то понюхал и залпом выпил. Вторую кружку пил глотками, закусывая хлебом. Молоко было удивительно душистым и вкусным.

Лиза, прислонившись к толстому стволу, смотрела на него. Ее тень сливалась с длинной тенью дерева. Где-то далеко на высокой ноте пропел лодочный мотор. Сергей на слух привычно определил: «Стрела». По макушкам сосен пошелестел легкий, чуть слышный ветерок. И тотчас вниз с тихим шорохом заструились сухие иголки. Одна из них опустилась в пустую кружку из-под молока.

Наверное, Лиза каким-то особым женским чутьем догадалась, что происходит в душе Сергея. Улыбка исчезла с ее полных губ. Молодая женщина бесшумно отделилась от дерева и приблизилась к Сергею. Совсем близко видел он ее глаза с расширившимися в сумерках зрачками, ощущал приятный аромат чистого женского тела. Она даже шевельнула рукой, будто хотела прижать его голову к груди и потрогать волосы.

— Жена ушла?

— Может быть, я от нее ушел.

— Ох, нет, милый! Если бы ты от жены ушел, то не подался бы сюда, к нам на озеро. Миловался бы в городе с другой, а сюда приезжал бы отдохнуть... Не похоже, что ты, Сереженька, человек-то плохой. Я плохих людей за версту чую. Чего ж ушла-то? Ох, зарылись у вас бабы в городе, ежели таких мужиков бросают! А у нас тут все они наперечет. Сивобородые, которым за пятьдесят давно, завидными женихами считаются... Небось удивляешься, почему я в город не подалась? Подружки мои давно по разным городам разбежались... Да и я была. А потом, как муж мой запил, все бросила — и вот сюда, к родной матушке. Сколько раз приезжал муж-то мой, звал назад, да только не поехала я. Не знаю, понимаете вы, мужики, это или нет, но жить с пьяницей — лучше под поезд! Чего только я не натерпелась, мамочка родная! Приехала домой и неделю ревела, все не верилось, что зажила по-человечески. Придет ночью домой, зверь зверем... А потом утром в ногах валяется, прощенья просит. Уехала и думать о нем забыла. И помнила-то, пока синяки на руках не прошли. Дочку без него воспитаю. Пусть и не знает, кто у ней был отец. Люди осуждают меня, а я наказала ему сюда больше не приезжать. Пусть ни мне, ни дочке глаза не мозолит. Если бы приезжал человеком, а то уже с поезда приползает на карачках. Да он и дочери-то не видел — все время глазищи налиты. Раз приехал — стерпела, а в другой раз, как нажрался самогона да опять на меня с кулаками, схватила жердь да так сердечного отходила, что сам на попутной подводе на станцию подался... Больше, слава богу, не заявляется.

— Суровая ты женщина, — сказал Сергей.

— С год, как я тут. И ни в какой город не тянет. Я ведь совхозной птицефермой заведую. Пять тысяч уток на мне, не считая молодняка.

И не скучно тебе тут?

Лиза улыбнулась.

— Скучно бывает...

Пока ярко алело небо над лесом, вечерние тени сгущались под соснами, в ложбинах, у берега, но когда смутная желтизна размыла закатный багрянец, а птицы умолкли, разом надвинулись сумерки. Над озером, совсем невысоко над лесом, зажглась первая яркая звезда. Бесшумно роились комары, мошки. А потом, будто из преисподней, появились летучие мыши. Летали молча, то и дело меняя направление. Одна совсем близко пролетела над Лизой, и она отшатнулась.

— Говорят, летучие мыши вцепляются в волосы и могут глаза выцарапать. — Лиза прикрыла голову забелевшими во тьме руками. — Я пойду, — сказала она и подошла к столу. Вылив остатки молока в кружку, взяла бидон.

— До свиданья, — негромко сказал Сергей, не двигаясь с места. Ему вдруг захотелось, чтобы Лиза осталась и они еще немного поговорили, но женщина, наступая на потрескивавшие шишки, пошла по тропинке вверх, к хутору, где на холме неярко светились несколько огней. Вот она остановилась — на фоне посеребренного звездным небом озера отпечаталась ее рослая фигура — и сказала:

— Я сегодня баню истопила... Приходи, если хочешь попариться. Баня-то на берегу, где моя лодка стоит на приколе. А веники в предбаннике, под потолком висят.

Сергей, пригнув голову, сидел на деревянном полке и, постанывая от удовольствия, нахлестывал бока веником. Баня была маленькая, с каменкой и большим котлом в углу. Стоило подбросить на раскаленные булыжники полковшика воды, как пар с шипением поднимался до низкого потолка. И тогда приходилось соскакивать с полка на мокрый деревянный пол, а иной раз и выбегать в прохладный предбанник. Немного отдышавшись, Сергей снова храбро забирался на полок. Баню он любил. В клубах пара — так луна виднеется на небе в морозную ночь — неярко светил фонарь «летучая мышь», подвешенный у потолка на железный крюк. Пахло сухим горьковатым паром, горячим деревом и распаренным березовым веником.

Покосившаяся дверь распахнулась, порог переступила Лиза с ведром в руке и ловким движением опрокинула его в деревянную бочку. И лишь после этого взглянула на Сергея, который от неожиданности позабыл даже веником прикрыться.