Язва на полставки

Мы в людном месте. Слышу гул слившихся голосов, шум плескающихся волн и эхо работающего мотора проплывающего рядом теплохода. Всё слышу, но через подушку. Всё понимаю, но в заторможенном состоянии. А поцелуй уже такой, что впору раздеваться. Тело как пружина. Дотронься и взорвётся. Не было такого никогда. Было приятно, да. До мурашек, да, но чтоб вот так…

Мозги на техническом перерыве. Как и чувство стыда. Ребятки, взявшись за ручки, дружно утопали на перекур. Правда записку оставить забыли. Когда их ждать? И ждать ли вообще? Хоть строчечку бы черкнули: «мол, такие дела, ушли в магаз, вернёмся к завтрашнему полудню. Если протрезвеем». Ну чтоб хоть какая-то информация была. А то полный галяк.

Игнатенко прерывает поцелуй первым. Хвала всем здравым смыслам, что хоть кто-то в нашей компашке ещё соображает, а то я бы точно отдалась ему прямо здесь. Но не, фух, слава кошкиным бубенчикам, обошлось. Теряю контакт с его обезоруживающим дыханием, в котором хочется раствориться, как сахар в кипяточке, и медленно возвращаюсь в реальность.

За шею меня продолжают держать, а я вдобавок только сейчас ощущаю деловитую ладонь, ласково поглаживающую те самые завывающие в приступе кайфушек мурашки на спине под футболкой. Когда она успела туда забраться? Вот ведь пострел, везде поспел… Всю облапал. А я как идиотка стою со вскинутыми руками, так не решившись его коснуться. Не знаю почему… Робость такая. Словно он экспонат в музее. А экспонаты трогать низя-я. За это штраф придётся потом платить.

Стоим. Молчим. Секунда. Две. Три… Причмокиваю опухшими губами, на которых держится его вкус…

— Мы ещё в музее Артиллерии не были, — резко стартую с места, но меня ловят в полёте.

— Не успеем. Он закроется через полчаса.

— Тогда на зайца хочу посмотреть. Пошли, пошли, пошли, — хватаю кроссовки и торопливо улепётываю через поток квакающих иностранцев.

— Ну пойдём… — слышу вдогонку, но не оборачиваюсь.

Проскакиваю обратно через массивные Невские ворота, в тени которых укрылась очередная палатка с сувениркой, и по главной тропе спешу к Петровским. Тоже воротам. Ой, Музей Восковых Фигур. Вот куда я очень хотела, но теперь как-то не до этого. Совершенно не до этого.

Поджилки так трясутся, что сейчас вообще ни до чего. Сердечко вовсе чап-чап в дальние края намылилось. Можно подумать меня напугал факт поцелуя, но нифига. Меня пугает свалившийся на мою скромную персону интерес. Который для меня за границей понимания. Я ж не в его вкусе. Я же для него слишком маленькая…

Иоановские ворота. Блин, сплошные ворота. Иоановский мост. Шлёпаю босыми пятками по досочному настилу, норовя схлопотать занозу в пятку и пробираясь к небольшой скульптуре зайца, спасшегося от наводнения.

Питер любит знаковые вещицы. Крошечный Чижик-Пыжик, вот этот заяц, торчащий над водой, которого, если бы не собравшееся столпотворение, можно было легко проглядеть. Я сама про него узнала чисто случайно в своё время.

Выискиваю свободное местечко и, облокотившись на перила, разглядываю спокойную воду, собирая мысли в кучку. Потому что пока там царит кавардак.

Кромешный и полнейший.

— Ты оказалась права, — подпрыгиваю от тихого голоса возле уха, резко оборачиваясь. — Ау. Это такая месть? — Демьян раздосадовано потирает нос, по которому прилетает с локтя. Ой. Это ему катастрофически не везёт только со мной или я резко превратилась в снайпершу?

Опять молчу. Я сегодня лютый тормоз.

— Снова промах, не сломан, — выносит вердикт Демьян, массируя переносицу. — В третий раз когда надумаешь втащить, бей наверняка.

Поразительно, но он не злится. Такой миролюбивый, чуть ли не довольный.

— Я случайно, — обескураженно прячусь под козырьком кепки, но её снимают и, настойчиво придерживая за подбородок, вынуждают поднять голову обратно. Прямо слышу, как начинает засасывать воронка его гипнотического взгляда.

— Верю, — кивает он. — А я нет.

Вот! Опять, опять! Опять трясучка накатывает. Со свистом захватываю воздух ноздрями, набираясь смелости, и подаюсь вперёд так, что наши лица оказываются в жалких миллиметрах друг от друга. Опасно и так волнующе близко.

— Это ты о чём? — выдыхаю ему в лицо, и за свою напускную смелость зарабатываю ещё один поцелуй. На этот раз без языка, поверхностный, но не менее чувственный. Мои губы долго не отпускают, но всё же отпускают. Не знаю, радоваться или нет.

— Об этом, — говорит тихо, мягко и безумно завораживающе. Бес во плоти. Такому и душу в аренду сдать недолго. Любые бумажки подпишешь не глядя.

— И как? Понравилось? — язвительность язвительностью, однако вопрос более чем серьёзный.

— Понравилось. Ты права. Твою игрушку во рту одобряю.

Автоматом перекатываю металлический шарик за зубами.

— Ты про язык?

— И про него тоже.

— И что дальше? Будешь пользоваться время от времени? — и откуда только в этом хрупком бренном тельце столько дерзости? Сама себе поражаюсь.

— Если разрешишь.

У меня сердце капец как заходится. Сейчас либо тормознёт напрочь, послав хозяйку куда подальше, либо грудную клетку выбьет нахрен.

— А если не разрешу?

— Договоримся.