Язва на полставки

О том, что я не представляю, что будет, если он вдруг исчезнет или, того хуже, внезапно включит равнодушие, и думать не хочу. Гордость гордостью, но сердцу не прикажешь. Так что пускай хотя бы со стороны пока попробую остаться сильной и независимой, раз в душе я слабовольная тряпочка, у которой дрожат все поджилки просто от того, что он рядом.

— Я не могу. Хватает на пару дней, дальше срываюсь, — Дёма делает возле головы жест, означающий «пу-у-уф». — Не знаю, как ты это сделала, но ты не выходишь из моих мыслей ни на минуту.

Бум. Ноги — вата. Сейчас грохнуть, вообще не держат. И сердце такое: «тыгыдык-тыгыдык». Сбежать пытается. Расколбасон полнейший.

— Но я всё равно должна бежать от тебя? — тихо уточняю я.

— Да.

— Почему?

— Не хочу испортить тебя. Тебе в этом мире делать нечего.

Я уже слышала что-то подобное. От Дани.

— И что это за мир?

— Не такой радужный, каким ты видишь Петербург.

— Ты про свой законный бордель?

— Не совсем. Таких полно в городе. Но ты должна понимать, что крышуют такие заведения люди не безобидные. И за свои услуги они требуют оказывать услуги в ответ.

— Что за услуги?

— Неважно.

— Мне важно.

— Тебе не стоит знать подробностей.

— Да? И то, что мой брат тоже вмешан в эти делишки мне тоже следует не знать? — навскидку интересуюсь я.

В голубых глазах мелькает растерянность.

— Он тебе рассказал?

— Нет. Ты. Только что. Подтвердил догадку, — иначе объяснить покупку квартиры в центральном районе за кратчайшие сроки и отмалчивания, когда речь заходит о работе я не могу. Теперь же многие детали мозаики сходятся. — Вы так с ним познакомились? Семнадцатилетний пацан один, в новом городе? Хвать под белы ручки и в секту его. Да?

— Нет. Совсем не так.

— А как?

— Спроси у него.

— Да не говорит он ничего! Вы оба заколебали своими тайнами! Правильно, я ж дура. Не пойму. И язык за зубами держать не умею, — отталкиваю его, чтобы вернуться к чердачному окну, ползком или кубарем — ещё не решила, но планам не дают сбыться. Меня перехватывают и притягивают к себе так, что спина оказывается прижата к его груди.

— Я всё расскажу. Но не сейчас. Постепенно. Если останешься. Если будешь со мной, — тихо шепчут в ухо, грея кожу дыханием. Бли-и-и-инчик… Святой ёжик Птолемей, у меня же сейчас точно инсульт будет от этого голоса. И объятий.

— Так ты просишь меня остаться или бежать? Я запуталась, — моя грудная клетка тяжело вздымается, выдавая со всеми потрохами.

— Если ты умная, не полезешь в это дерьмо.

Сглатываю ком застрявших в горле вопросов. Нет. Он же сказал, что расскажет.

Потом. Значит, потом.

— Тогда давай считать, что я не умная, — вместо ответа мне в шею благодарно утыкается прохладный нос, а по распущенным волосам скользит едва уловимый поцелуй.

Не представляю, что будет дальше, но уйти сама я не могу. Меня тянет к нему с космической силой. Я продолжаю его бояться, да, совсем чуть-чуть, да даже не его, сколько его спрятанных за маской отрешённости секретов, но сильнее боюсь остаться без него. Это как замкнутый круг, а я псих, что пойман в западню и не может выбраться.

Стою так. В тишине. Разглядывая самый потрясающий вид на свете. Ощущая объятия, наверное, самого красивого парня на свете. И чувствую в эту секунду особую эйфорию. Счастье?

— Смотри туда, — меня, не выпуская, чуть разворачивают в сторону начинающегося разводиться Троицкого моста. Всё в огнях и всё такое красивое.

Безумно волшебно.

Безумно волшебный момент.

Безумно волшебная ночь.

Изворачиваюсь в его руках, оказываясь напротив губ, что не так давно страстно меня целовали. Хочу снова попробовать их, но…

— Что будет, если я тебя поцелую? — спрашиваю я, не в силах оторвать от них глаз.

— Тогда я не отпущу тебя до утра.

— А если я не хочу секса?

— А никто не говорил про секс.

— А что тогда?

Дёма улыбается. Так лукаво и по-доброму, что хочется купаться в этой улыбке вечно.

— Увидишь.

Глава 10. У меня дома

Демьян

Ещё какое-то время стоим на крыше под обдуваемыми со всех сторон северными ветрами. Еле уговариваю Тому вернуться внутрь. Дрожит, отмахивается от озверевших комаров, но упирается до последнего. Ща как опять сляжет с температурой! Уже жалею, что притащил её сюда.

Выходим тем же путём к чердаку, а оттуда в подъезд. Игнорирую лифт, спускаясь на два пролёта вниз и тормозя возле двери старого образца. Её никто не менял с момента постройки. Только шкурили и красили, сохраняя как местную реликвию.

Нашариваю связку в кармане.

— Ты тут живёшь? — удивляется Тамара.

— Угу, — иначе как бы договорился с управдомом и достал ключи от крыши?

Открываю дверь и пропускаю её вперёд. — Проходи.

Узкий предбанник завален хламом соседей. Велосипед, детская коляска, детский велосипед, самокат, детская ванна, забитый коробками выставленный наружу стеллаж. Хорошо раскладушку не додумались приволочь. Устроили кладовку, не пройдёшь. Я ладно, уже привык и огибаю препятствия чисто на рефлексах, а вот Тома устраивает ожидаемый погром.