В середине V в. Феодорит Кирсский, говорил о «незначительных остатках язычников» в Антиохии (Theod. HE., V, 35). Данное утверждение справедливо относительно всего населения столицы Сирии, в которой христиане составляли большинство уже в 60-е гг. IV в.[1040]. Вместе с тем, среди муниципальной знати Антиохии язычники оставались заметным и влиятельным меньшинством. В конце IV в. пост главы антиохийской курии занимал язычник Литоиос (Theod. HR., XIV, 4), а в середине V в. язычник Иларий (Dam. V. Isid., 90). Язычником был один из крупнейших антиохийских землевладельцев второй половины V в. — квестор Исокасий (Malal., XIV, 38). По данным Евагрия Схоластика и Иоанна Эфесского приверженность языческим культам не являлась исключением среди образованных слоев антиохийского общества еще и в конце VI в.[1041]. Схожая ситуация наблюдалась и во многих других городах империи: Сардах[1042], Эдессе[1043], Панополе[1044], городах Пентаполя[1045].
Очевидно, далеко не все лидеры христианских общин были готовы выступать против местных культов и противостоять большинству населения с энергией Порфирия Газского. Значительная часть иерархов Церкви предпочитала менее радикальные, а следовательно, и более медленные формы распространения христианства. Еще одной причиной для игнорирования имперского законодательства являлся социальный конформизм, характерный для военно-бюрократической элиты даже в большей степени, чем для представителей клира. Провинциальная администрация, заинтересованная, прежде всего, в поддержании общественного спокойствия и платежеспособности городов, зачастую не решалась активно выступать против храмов, особенно если местные культы пользовались покровительством представителей аристократии[1046]. Центральная власть также не брала на себя инициативу в деле уничтожения местных языческих культов. В отдельных случаях политическая необходимость даже вынуждала правительство христианской империи оказывать прямую поддержку сохранившимся языческим культам. По свидетельству Приска, гарантом мира между империей и племенами блемиев и нобадов являлось поддержание культа Изиды в храме на нильском острове Филы (Prisc. Fr., 17).
Сохранению язычества весьма способствовала и коррумпированность церковных иерархов и государственного аппарата Восточно-римской империи. Фактически, корыстолюбивая веротерпимость представителей провинциальной администрации и части высшего клира позволяла язычникам не таясь отправлять ритуалы запрещенных культов. Помимо вышеупомянутого чиновника Илария, принимавшего взятки от газских язычников, известно несколько примеров подобной практики. Так на II Эфесском (Разбойном) соборе, за «принятие подарков от эллинов, попадающихся на грехе жертвоприношения» и освобождение их от обвинения был осужден епископ Даниил Каррский (С. Chalc., X, 73, 17). Также и язычники египетского селения Менуфис за золото «покупали» у местного клира право на принесение жертв (Zach. V. Sev., 29–31). Псевдо-Диоскор в своем «Похвальном слове Макарию Тковскому» упоминал, что язычники египетского нома Шмим не таясь приносили жертвы богам, по той причине, что «власти этого нома были люди корыстолюбивые» (Ps. Dios., 10). Согласно данным переписки Григория Двоеслова, язычники Сардинии еще и в конце VI в. приносили жертвы богам благодаря подкупу местных чиновников (Greg. Dial. Ep., V, 41)[1047].
Таким образом, после официального запрета на отправление традиционных культов язычество продолжительное время имело множество последователей в высших слоях восточноримского общества. Опасаясь усиления оппозиционных настроений среди все еще весьма многочисленного языческого населения, христианские императоры, по сути, «сквозь пальцы» смотрели на сохранение и даже доминирование древних культов в ряде регионов империи и, несмотря на жесткую антиязыческую риторику государственного законодательства, неохотно шли на решительные меры по искоренению традиционных культов в областях, где антиязыческие акции не находили поддержки большинства населения.