Исследование социально-политической борьбы в Восточной империи было продолжено Г. Л. Курбатовым в его монографии «Ранневизантийский город: Антиохия в IV веке»[151]
. В данной работе исследователь тщательно изучил основные социальные, политические и экономические процессы позднеримского города. Не была обойдена вниманием автора и идейная борьба между различными группами позднеримской знати. Развивая идеи Н. Н. Розенталя, он предположил, что в IV в. язычество являлось идеологией консервативной части куриальной элиты, наиболее активно боровшейся против бюрократической централизации государства, то есть за сохранение господства муниципальной знати[152].. Важной заслугой автора стало и определение неоплатонизма, как религиозно-философской системы, выражавшей социально-политические взгляды языческой аристократии[153].Вместе с тем, акцентирование внимания, прежде всего, на Антиохии, которую, по своему экономическому и политическому положению никак нельзя причислить к разряду «типичных» городов, а также использование автором ограниченного корпуса источников[154]
, привело к тому, что в данном труде хронологические рамки деятельности «языческой партии» были значительно сужены. Несмотря на многочисленные свидетельства авторов V–VI вв. о деятельности языческой оппозиции в городах Восточной империи, в том числе и в Антиохии, Г. Л. Курбатов утверждал, что уже в период правления императора Валента, то есть в 60–70-е гг. IV столетия языческая «партия» перестает существовать[155]. Необоснованным представляется и тезис автора об упадке языческой культуры и образования в конце IV в.[156]. Наконец, нельзя согласиться и с предположением исследователя о полной утрате куриями и муниципальной аристократии своего значения в конце IV в. — начале V в.[157].Некоторым итогом византиноведческих исследований 40–60-х гг. стал фундаментальный 3-томный труд «История Византии» (под редакцией академика С. Д. Сказкина), изданный в 1967 г.[158]
. В первом томе, посвященном раннему периоду истории Византии, авторский коллектив подробно рассмотрел не только внутреннюю и внешнюю политику, но также и экономику, культуру и искусство, религиозную политику империи в IV–VII вв. Вниманием авторов не была обойдена и языческая оппозиция христианизации Римской империи.В главах, освещающих внутреннюю и внешнюю политику империи в IV–V вв., М. Я. Сюзюмовым был кратко рассмотрен социальный состав и история деятельности языческой оппозиции. Присоединяясь к выводам Н. Н. Розенталя и Г. Л. Курбатова, исследователь считал основой социальной базой языческой оппозиции на востоке «сугубо реакционную» куриальную знать городов, поддерживавшую традиционные культы из политических соображений; интеллигенцию, защищавшую от христиан античную культуру; а также часть земледельцев-общин-ников. На западе — сенаторскую аристократию, «не желавшую примириться с подчиненным положением Рима в империи», и посредством поддержки язычества, выступавшую против перенесения политического центра империи на восток[159]
. Автор отмечал деятельность языческой оппозиции востока на протяжении всего IV в. и впервые в отечественной историографии расширил хронологические рамки ее существования до начала V столетия[160]. Некоторые положения, высказанные М. Я. Сюзюмовым, представляются спорными. Так, трудно согласиться с его утверждением об оппозиционности языческой аристократии Рима режиму императора Констанция II[161]. Не находит подтверждения тезис ученого о гонениях на представителей языческой интеллигенции в период правления Феодосия I[162]. Весьма сомнительной представляется попытка автора представить узурпатора Евгения сторонником религиозного и политического курса Юлиана[163] — социальные базы их режимов были различны.Интересную гипотезу относительно причин гонения на язычников при Юстиниане выдвинула З. В. Удальцова. Освещая церковную политику императора Юстиниана, исследователь предположила, что борьба императора против язычников являлась не следствием особого фанатизма правителя, как это зачастую постулировалось ранее, но отражала столкновение различных группировок внутри правящего класса, прежде всего, старой аристократии и новой светской и духовной знати, добившейся установления своего политического и идейного господства[164]
.Важным представляется вывод авторов о сохранении в ранней Византии позиций языческой культуры в образовании. В разделах, посвященных византийской науке Е. Э. Гранстрем, З. В. Удальцова, К. В. Хвостова и С. С. Аверинцев показали, что на протяжении IV–V вв. сохранялись языческие центры просвещения[165]
, больших высот достигла языческая философия, авторитет деятелей культуры, сохранивших приверженность древней религии, оставался чрезвычайно высок[166].