Язык за зубами

Наступила зима. У Филиппчика синяя балаклава, а у меня фиолетовая шапка-шарф-два-в-одном с отделкой из искусственного меха. Дальний угол загона усеян вертолётиками. Мы вытаскиваем из них семена и превращаем их в липкие катышки. Катышки пахнут смолой и московской осенью. Клёнами из парка Дворца пионеров. Мы раскручиваем их пропеллеры между пальцев, изображая звук вертолёта.

Пока мы играем, я непрерывно слежу за нашей территорией. Я её караулю – как бы к нам не подкрался мародёр, грабитель, захватчик. Тот, что толкает и дёргает за волосы, тот, что бьёт и царапает лицо. Тот, который отбирает палки и разворачивает ленты слов, которые заставляют Филиппчика плакать. Когда индивидуум, принадлежащий к основанию или центру треугольника, подходит к нашему углу, я встаю в полный рост и быстро анализирую ситуацию. Самец или самка. Степень нарушения границ. Намерения. Выражение лица.

Полина́ – ле кака́.

Полина́ – ле кака́.

Нет, я не ослышалась. Звук совершенно ясен. Полина. Ле. Кака. Если убрать ле получится Полина – кака́. Так я и поняла. Она только что обозвала меня какашкой.

Полина́ – ле кака́.

Я её узнаю. Это моя соседка по столику в ослепительном зале. Филиппчик замирает. Соседка смотрит на него и разворачивает свою ленту звуков. Я уже вижу, что это злая лента. Ну раз так, получай. Топаю ногой. Топаю ногой. Один раз я видела, как так делал пони. Все вокруг него испугались. Топаю ногой. Серия шажков, переходящих в топот. Соседка пятится. На этот раз пыли в глаза оказалось достаточно, всё обошлось.

На следующей неделе я узнала, что надо делать, если пылью в глаза обойтись не получилось. Я узнала об этом, когда мы стояли в загоне, выстроившись в колонну по два человека. Сирена давно умолкла. Мы вот-вот должны были подняться обратно в ослепительный зал, но нас задерживали в загоне. На лестнице образовалась пробка. Передо мной в колонне стояли мои соседи по столику, они обернулись: он меня толкнул, а она вцепилась в волосы. Кожей головы я почувствовала острую боль, и, когда моё туловище перекосилось, я подняла правую ногу над землёй. Подняла и топнула. Подняла и топнула. Снова и снова. Но на этот раз одного пони оказалось недостаточно. Пони в джунглях не выживают. Я почувствовала, как выдирается прядь моих волос, руку девочки, нащупывающую моё ухо, боль там, куда впивались её ногти. И в этот момент я открыла рот. Ровно на том месте, где только что было моё ухо, теперь находится мой рот, широко раскрытый. Я кидаюсь на кожу девочки, цвета молочной пенки, вонзаю свои клыки в её плоть. Бай-бай, маленький пони, привет, медоед. Я сейчас разнесу тебя и твоего дружка гиену. Соседка заорала и разжала хватку. На её коже цвета молочной пенки проступила алая капля. Сосед молча на неё покосился. Соседка издала ещё пару звуков. Ничего не поняла. В ушах у меня звенело, и только чувствовалось, как стучит пульс. После этого соседи развернулись и встали на своё место, обратно в строй. Это сработало. Это работает.

С этого дня соседка-молочная-пенка стала меня опасаться. И правильно делает. Ещё раз меня тронешь – я тебя проткну. Я молоко превращаю в кровь. С тех пор как я узнала, на что способен мой рот, молчать мне больше не надо.

В потоке окружающих меня звуков я начинаю распознавать смысловые островки. Я поскорее на них забираюсь и пытаюсь осушить почву вокруг. Если я вдруг узнаю звуки, которые Филиппчик ранее уже превращал в слова, я радуюсь им, как дорогим гостям. Тьян. Вьян. Все способы хороши, чтобы превратить сливки в масло. А то, чего не понимаю, я воображаю.

Наступило лето. На каникулы мы едем в Москву. Бабушку с дедушкой надо перевезти на дачу, говорит мама. Мы едем в аэропорт имени автора Маленького Принца. Наверное, это аэропорт для детей.

* * *

Москва. Когда мы подходим к нашей входной двери, вместо того чтобы достать ключи, мама нажимает на звонок. Три раза. Внутри квартиры идёт какая-то возня, гремит цепочка, раздаётся щелчок замка и перед нами появляются дедушка с бабушкой. Вот они, вот они. Водопад чмоки-чмоков. Они вернулись в «старую» квартиру. Они снова спят в комнате с балконом. Им здесь удобнее, говорит мама. Коммунальное сожительство возобновляется.

Дедушка ведёт меня на улицу гулять. В этот раз не к цирку, а в сквер, где водятся белки, через пустырь с мать-и-мачехой. Берём с собой кулёк орехов, на всякий случай. По дороге обратно дедушка останавливается у скамейки и говорит: