Языковой вкус эпохи

Тут, конечно, работает и упоминавшийся фактор «выправления по оригиналу», который, впрочем, постоянно наталкивается на сопротивление традиции – как в общем, так особенно в индивидуальном употреблении. Так, например, несмотря на практику газет и телевидения, многие учебники, карты и книжные издания придерживаются традиционного названия штата в США: Уголовный кодекс штата Виргиния ставит под запрет «коррупцию или взяточничество для всех лиц, кроме кандидатов на выборах» (Л. Дж. Питер. Принцип Питера. М., Прогресс, 1990, с. 99. Перевод Л. В. Степанова).

Любопытным примером подчинения моде на обновление во что бы то ни стало может служить вопрос, приписываемый газетой профессору экономики: Что скрывается за убойной критикой российского экспорта? (Сегодня, 14.5.93). Разумеется, значение „губительный, смертоносный“ есть в употребленном прилагательном, связанном все же прежде всего со значением „предназначенный для убоя“, но предпочтено оно более нормативному для данного контекста убийственный, несомненно, только для ради свежести. Иной раз в ослеплении модой журналист не замечает прямой нелогичности или даже противоречивости используемых «свежих» слов: Проблема не в том, чтобы сгладить очередной прокол, а в том, чтобы исключить вероятность самого появления таких накладок (Изв., 19.5.93) – прокол оказывается синонимом накладки!

Речевое чутье часто воспринимает замены или подмены, рассматриваемые в данном разделе, как неправильности, но социально-политические причины обычно оправдывают многие, казалось бы, незаконные расширения активности одного за счет другого. Сила распространяющегося вкуса не дает задуматься над оттенками установившегося смысла, она, скорее, придаст ему новые оттенки, видоизменит его. В модных предпочтениях – свидетельство состояния духа, интеллекта, нравственных побуждений, коммуникативных интенций, свойственных времени и обществу.

В общем поиске новых, «нескомпрометированных» слов наиболее «чистыми», не отягченными неприятными обертонами, но, напротив, ассоциируемыми с заморскими образцами, которым многие жаждут подражать, а, следовательно, наиболее модными предстают иностранные слова. Именно этим объясняется широкий поток или даже потоп англоязычных заимствований, который замечен и обеспокоил всех ревнителей чистоты русской речи. Это влияние хорошо ощутимо и в нынешнем семантическом развитии русских слов, и не будет, очевидно, ошибкой квалифицировать многие из приводимых ниже примеров как калькирование или косвенное заимствование.

Такие случаи весьма разнотипны, и, если глагол бежать в значении „баллотироваться, выдвигать свою кандидатуру“ (Но как бы силен ни был Бейкер, не он «бежит» в президенты. Бежит Буш, и перед ним стоит теперь сверхзадача: создать такой лозунг, который, будь он брошен в массы, массами будет подхвачен – Изв., 17.8.92) остается экзотической калькой, то модное употребление слова вызов в значении английского challenge нельзя не признать очевидным и перспективным развитием семантики русского слова: Мы должны действовать очень ответственно с тем, чтобы мы были на высоте вызова времени (М. С. Горбачев на пресс-конференции на Мальте. Пр., 4.12.89). Новые вызовы времени диктуют необходимость переосмысления нашего отношения к ООН (Изв., 9.1.91). Если же для того, чтобы эти выборы состоялись, в качестве последнего аргумента, нравственного вызова Борису Ельцину понадобится выставить и свою кандидатуру на перевыборы, думаю, на это надо идти (Г. Э. Бурбулис. РВ, 7.9.93). Современная мировая система капитализма справится с вызовами начала XXI века (Свободная мысль, 1994, 12–28, с. 125).