Языковые основы русской ментальности

Эти языковые реалии обусловлены прежде всего тем, что в мифопоэтическом сознании русского народа страна, земля, Отчизна, семья ассоциируются с местом рождения, матерью и семьей, отсюда Родина-мать, мать-сыра-земля, управительница страной — царица-матушка. Страна и люди ее населяющие — это большая семья (сравните: царь-батюшка).

Концептуализация жизни (ж.р.) человека происходит в виде такой семантической схемы, как рождение (символ — мать ж.р.) — жизненный путь (символ — дорога ж.р.) — смерть (символ — старуха с косой ж.р.).

Функциональная закрепленность магических действий за женщинами отражается и во вторичных символах, восходящих прототипически к этой области. Так, магия неразрывно связана с речью, последняя имеет общий корень со словом река. «Связь реки с речью принадлежит к числу архетипических образов. В основе идентификации не только акустический эффект шумно текущей воды, но и образ самого потока реки и речи, последовательного перетекания — развития, от начала до конца, до состояния смысловой наполненности» (Топоров 1988: 375).

Символика воды всегда была отражением женского начала в природе. Речь, вода, река — имена женского рода; сравните: река жизни. «Понятие воды и женщины связано с понятием смерти (души умерших перевозились по воде на лодках): литовское mer-gele “девочка” — лат. mare “море” — индоевропейское *mer- “умирать”» (Маковский 1998: 166). Сравните имена женских персонажей славянского и, уже, русского фольклора: Марья Моревна, Мара, Марена, Кикимора.

Мифологема воды как первообраз женского начала в мире пересекается с мифологемой земли. Отсюда древний образ матери — сырой земли. Этимологические изыскания находят преобразования форм через переосмысление семантических признаков; сравните: существительное земля имеет общий корень со словом змея (*zem-/*zm-); в курдском языке mar «змея», в латинском mare «море».

Мифологема воды имеет чрезвычайно древние основания. Вода — одна из фундаментальных стихий мироздания и мироустроения. «В самых различных мифах Вода — первоначало, исходное состояние всего Сущего, эквивалент первобытного Хаоса: в этой связи интересен миф о поднятии мира (земли) со дна первичного океана. Вода — это Среда, агент и принцип всеобщего зачатия и порождения... В роли женского начала Вода выступает как аналог материнского лона и чрева, а также оплодотворенного Мирового Яйца. Вода может отождествляться с землей как с другим воплощением женского начала. Соединение в мифологеме Воды мотивов рождения и плодородия с мотивами смерти находит отражение в различении живой и мертвой Воды, животворящей небесной Воды и нижней, земной соленой Воды. Ритуальное омовение Водой — как бы второе рождение, новый выход из материнской утробы» (Маковский 1996: 76-78).

Связь мифологемы вода с образами и функциями демиурга, творца и управителя выявляется в таком ярком персонаже русского фольклора, как Царевна-Лебедь. Существительное лебедь ныне в современном русском языке имеет вариантные родовые формы, которые «противопоставлены друг другу как нормативная и ненормативная, современная и устаревшая, нейтральная и просторечная... Существительные, нормально употребляющиеся в одном роде — преимущественно в мужском, в разговорной речи могут иметь формы другого рода: лебедь, лебедя (м.р.) и народно-поэтическое лебедь, лебеди (ж.р.)» (РГ-80, I: 470).

Для исконно русского фольклора слову лебедь свойственна форма женского рода (белая лебедь). Родовое имя птица (птаха) в русской культуре закреплено за женским родом; что определяет род многих птиц, как голубка, ласточка, лебедь, утка, кукушка; метафоры этих лексем употребляются для называния женщин, где три первые имеют положительные коннотации, две последних — отрицательные. Все указанные птицы в славянской мифологии могут выступать в качестве женщин (принцип оборотничества).

Мифология славян подтверждает основания для выделения именно женского рода у подобных слов. В сказках «женщина оборачивается в белую лебедь, изображается колдуньей и называется еретницею. С грамматическим родом кукушки (в Слове о полку Игореве зегзица) согласуется предание о превращении девушки-сироты в эту птицу: отсюда и растение кукушкины слезы. Горюющие женщины сравниваются с кукушками; сравните: в Слове о полку Игореве: Ярославнынъ гласъ слышитъ; зегзицею незнаемь рано кычеть: полечю, рече, зегзицею по Дунаеви. ...Олицетворение птиц и превращение людей в птиц у славян столь древне, что в древнейшем поэтическом памятнике, в Суде Любуши, является говорящая ласточка, вероятно, оборотень девушки: опять согласие превращения с грамматическим родом» (Буслаев 1992: 241-242).