Языковые основы русской ментальности

Цифра пять в системе русского счета является некой границей, которая предопределяет различия в словообразовании и словоизменении: двадцать, тридцать, но пятьдесят, шестьдесят, семьдесят, восемьдесят. «Числительные от пяти до десяти и все числительные на -дцать и -десят образуют падежные формы по третьему склонению существительных» (РГ-80, I: 577).

«Женским» антропометрическим измерителем является рука и ее важнейшая часть, связанная с руко-делием, ладонь (пясть, кисть, пятерня). Все меры веса и длины, определяемые этой частью руки, именуются существительными в женском роде — щепоть, горсть, пригоршня, пядь. В самом слове ладонь прослеживается ассоциация с женским славянским божеством по имени Лада — богиней брака и семейного очага, которая, по-видимому, «отвечала» также за рукоделие (прообраз Мокоши). Возможно, Лада (или Мокошь) была связана также со счетом, что подтверждается такими словами, как чета «супружеская пара» (сравните однокоренные слова: считать и читать), пара «два, двое».

Славянская Мокошь заменяется на Параскеву-Пятницу. «У восточных славян Пятница — персонифицированное представление нечётного дня недели, следующего за чётным днем, четвергом, посвящённым различным ипостасям громовержца Перуна. В паре — Четверг—Пятница, воспроизводящей более древнюю Перун—Мокошь, особенно ясна взаимная связь противопоставлений чёт—нечет и мужской—женский. ...Согласно “Стоглаву” и другим древнерусским текстам, в день Пятницы женщины не пряли и не стирали (“мыли”), а мужчины не пахали, чтобы не запылить Пятницу и не засорить ей глаз. ...У восточных славян деревянные скульптуры Пятницы ставились на колодцах, ей приносили жертвы, бросая в колодец ткани, льняную кудель, выпряденные нитки и овечью шерсть (название обряда — мокрида — непосредственно связано с основой *mok-rь, от которого образовано имя Мокоши, соединяющего мотивы пряжи и влаги-воды)» (Иванов, Топоров 1988: 357).

Область метафорического отображения слов в рамках категории рода соответствует упорядочению по определенным признакам знания об окружающем мире. Конкретные концептуальные структуры, которые хранятся в языковых выражениях, берут свое начало в мифологии, отображающей такие знания. Мифологический образ — производное мифотворческого мышления — является отражением концептуализации мира по ассоциативным признакам, которые выливаются в форму некой конкретной родовой принадлежности.

Еще раз к вопросу о письменности у славян. Помните, когда к Бабе Яге попадает добрый молодец, она дает ему в помощь клубочек, который должен показать путь к царству Кощея? Предстоит молодцу путь по дремучему лесу. Вы когда-нибудь с клубочком по лесу ходили? Да Вам это и не нужно делать. И так все ясно: клубочек до первого куста размотается, и уж точно к царству Кощея не докатится.

Спрашивается, почему с таким упорством в сказках Баба Яга клубочки раздает налево и направо всем добрым молодцам. Повторяю — именно с помощью этого клубочка молодец дорогу и находит. Может, речь идет о скрытом знании, связанном с клубочком. И это знание нами уже утрачено?

И опять начну издалека. Помните ли вы наши сказки, где первая буква, обрамление текста и знаки в конце текста даются в виде красивых «вязаных» письмен? А это и есть переплетения и узлы. Была, похоже, у славян письменность, схожая с узелковым письмом кипу у индейцев Америки. Именно такие клубочки с узелками давала Баба Яга: в узелках скрывались знаки — указатели дороги. Мы же до сих пор говорим завязать узелок на память; вязь (о буквах; образовано от слова вязать). К этому же ряду относятся выражения: бессвязные мысли, говорить путано, спутать «ошибиться», красной нитью в тексте проходит мысль о..., хитросплетения в тексте, неувязка (о сюжете или смысле), завязка и развязка в сюжете, слова не вяжутся с его поступками и многое другое. Этот ряд можно продолжать и продолжать. И почему с таким упорством мы не хотим признаться себе, что наша культура более богата и разнообразна, чем это описывается в учебниках истории. Кстати, мнение о том, что клубочек Бабы Яги может иметь отношение к узелковой письменности славян, поддерживал академик Б. А. Рыбаков.

Узелковое письмо было у разных народов. Только до нас дошло о нем мало сведений.[13] Так, например, о нем упоминается в карело-финском эпосе «Калевала»: