Пройдет пять лет, и на железнодорожной станции Миннеаполиса в один из солнечных дней долгого миннесотского лета спустится с одного из поездов на платформу приехавший отыскать и проведать своего давнего товарища высокий и крепкий индеец дакота с канадским гражданством и документами.
Это будет воскресное утро, когда в православных храмах идет праздничная Литургия. Служба окончилась, и Джейми, Нат, Уилли вышли с храма и отошли, встали в стороне, пока народ чуть разойдется. Солнце, яркое летнее солнце сияло по земле, сияло на всем.
Времени нет. Какая разница, сколько его, этого времени, когда они снова стоят вот так втроем. Как стояли когда-то тогда на Потомаке. Когда-то потом в прерии. Времени точно не было. Потому что откуда тогда он, этот знакомый голос:
– Приветствую тебя, Маленький Сын Волка! Нафанаил!
А потом Нат показывал другу город. А потом прошло и пролетело время, прошли и пролетели дни, и Сколкз уезжал домой. Он стоял и молчал, Сколкз Крылатый Сокол, когда-то непримиримый и яростный враг, но теперь – друг. Стальные рельсы сверкали на солнце под платформой. Как всегда:
А это просто пришла на память прежняя бизонова трава. А это просто разлука. Просто печаль. Просто печаль по книге Екклесиаста:
Натаниэль посмотрел на прежнего дакотского вождя. Показался поезд.
– Многая лета тебе, Сколкз Крылатый Сокол.
– На многая лета, – взял Сколкз его руку в рукопожатие крепкой дружбы. – На многая и многая лета, Натти Лэйс.
Солнце, яркое летнее солнце сияло по стальным рельсам, сияло на всем. Они улыбнулись. Они стояли уже и улыбались. Это была уже не разлука. И не печаль. Это была дружба навсегда. «Многая лета…»
II
Но это будет через пять лет. А сейчас они пожимали друг другу руки и уходили в неизвестность. Прошли дни, и в одной из строительных проектировочных компаний Миннеаполиса появился однажды новый сотрудник. Зеленые типчаки прерий, заржавленные и пропитанные кровью, взятые в бетон и застраиваемые домами, хранили тайну прежнего бестрепетного и стойкого капитана, этого всегда сдержанного и молчаливого инженера с такими же серо-голубыми глазами. Белая Лань, Элизабет, она тоже осталась здесь в Миннеаполисе совсем такой же, какой была и в прериях. Всё в той же своей тайной доблести и с лучистым светом в своих золотисто-карих глазах, как когда-то там, в бизоновых травах.
Все это будет. Все это будет когда-то. Тогда Джейми пройдет как-то однажды и совсем случайно мимо вывески «Миннеаполис Инжиниринг», а потом вернется и потянет на себя дверную ручку. Натаниэль упоминал как-то это название в одном из дружеских разговоров, и Джейми запомнил. Он не сразу отыскал его самого, но все-таки нашел. Натаниэль улыбнулся. Но Джейми уже не смотрел на своего друга. Он смотрел на белую бумагу, на которой были вычерчены ровные, точные линии, изломы и изгибы. Черная тушь нигде не подтекла и не расплылась. Это была восхитительная и неизвестная сторона жизни, в этих чертежных размерах, сечениях и видах. Словно шедевральная картина знаменитого художника.