– Что тебе говорить, Джейми, – заметила она. – Сейчас меня послушаешь, потом на всю жизнь ведь останусь виноватой. Решай сам. Господь рядом. Храм тоже рядом, – уже улыбнулась она. – Если что, то ты у меня всё знаешь: «Дома трудно – бегите в храм!»[257]
.Джейми сразу же повеселел и вышел. Он сейчас не думал и не знал. Браки заключаются на небесах. И ложатся уже крестом на плечи вчерашних влюбленных. Терпением и многим долготерпением, мужеством и подвигом:
Правда, Кэрол так и не поняла его православной веры. Но и не мешала. Наверное, ей было все равно: «Чем бы дитя не тешилось, лишь бы не плакало». Она просто любила своего Джейми таким, какой он есть. А Джейми, наверное, просто хотел всегда словно заслонить ее собой от всего в этом мире. И от православной веры – тоже. Он просто хотел, чтобы она была радостна и счастлива. А ходить на Литургии пусть лучше будет он один. Православная вера – она ведь не «для души». Она – кровью своей души: «Даждь кровь и приими Дух…» Это ему, боевому офицеру, привыкшему ко всему, наверное, все нипочем и неважно. Натаниэлю. Уильяму. Но его Кэрол?.. Придет время – и всё поймет сама. Не его дело.
За окном вставал ранний летний рассвет. Джейми застегнул мундир и улыбнулся. У него его капитанские погоны, а Кэрол пусть лучше побудет дома. Встанет, нальет себе горячего шоколада. Послушает колокольный звон откуда-то оттуда, из-за окна. А потом он придет с Литургии, и они будут счастливы. Весь этот день и всегда. Многие и долгие годы. И через многие и долгие годы. В жизни уже будущего века.
Джейми всегда и всё было легко и просто. Как-то по-особенному легко и просто. Слишком много пылкости, напора и беззаботности в самом характере. Всё всегда просто и понятно:
IV
Новый рассвет озарил Миннеаполис ясными, солнечными лучами. Это было очередное воскресное утро, и в православном храме через дорогу сегодня, как и обычно, пройдет праздничная служба. Элизабет подошла к распахнутому окну. Синее небо, зеленые листья и солнце, великолепный день и великолепный сад. Солнце только встало и воздух наполняли утренние свежесть и радость. Молоденькая женщина как-то по-особенному любила эти мгновения, пока ранний утренний свет лился на город, по которому она шла, и стояла тишина, пока прозрачное рассветное небо было совсем таким же, как когда-то там, в бизоновых травах прерий… В эти утренние часы восхода солнца мир словно представал снова в том же самом своем великом великолепии и бескрайности, и она шла и смотрела, и становилась все той же Элизабет, которая любила это солнце, эту зеленую траву и это синее небо в краю тонколистных типчаков.