Ибо крепка, как смерть, любовь… или В бизоновых травах прерий

Джеймс Грейсли, наверное, тоже что-то вспомнил. «И сказал Авесса, сын Саруин, царю: зачем злословит этот мёртвый пес господина моего, царя? пойду я и сниму с него голову» (2Цар.16:9). И он не удержался. Не такой у него был характер, чтобы удержаться.

– А теперь скажу я, – покрыл звонкий и смелый голос все смешки и ехидные замечания где-то за спиной Натаниэля. – Ваш товарищ не сказал ничего смешного. Вы просто ничего не понимаете сами.

Он махнул рукой и уже опять повернулся к своему другу. Они с ним улыбнулись. Они посмотрели вдвоем на чертежную доску. Белый лист ватмана простирался во все стороны, как будто без конца и без края. Словно прерии. Словно синее небо. «Неважно», – вспомнил Джеймс Грейсли. В прериях всё неважно. Слишком зеленая трава и слишком яркий свет солнца.

– Преображение Христа на Фаворе показывает, что если здешний свет солнечный так прекрасен и животворен, то сколько прекраснее и животворнее будущий вечный и невечерний свет.

Настоящий стихийный мир есть слабая тень будущих нетленных, вечных, сладостнейших благ. Суди по нынешним вещам о будущих нетленных благах. «Не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его» (1 Кор. 2, 9). «Чудны дела Твои, Господи!» (Пс. 138, 14).

Иоанн Кронштадтский

Джейми вспомнил. Прерии. Так всегда напоминали прерии. Натаниэль вырос в прериях. Вот он такой и есть:

«Отвергни забвение и отступи от тьмы; да будет сердце твое в мире со (внешними) чувствами, и все это исполнится над тобою. Идоложертвенный дым исчезнет из мысленной твоей Ниневии, и распространится по ней благоухание фимиама духовного – покаяния, и удержит наказание, грозящее ей низвращением. Где уснул ты?»[256]

III

Джейми всегда и всё было легко и просто. Как-то по-особенному легко и просто. Слишком много пылкости, порывистости и беззаботности в самом характере. Он ведь и женился легко и просто. Мать только с сомнением посмотрела на него, когда он сказал, что собирается жениться. Она знала характер своего сына. Хороший, сильный, непосредственный. Но он ведь не был Симон Петр, который – Кифа, камень…

– Ты ведь просто влюбился, Джейми, – заметила она. – Это у тебя пройдет. Это не любовь.

– Любовь придет потом, – махнул рукой Джейми. – Главное, что у меня серьезные намерения.

– Вы можете совсем не подходить друг другу, – попыталась вразумить его Линда Грейсли. – Это сейчас все кажется хорошо и здорово, но ты не подумал, как все может быть дальше. Всякие ссоры, недопонимания, недоразумения.

– Я думаю, что тут дело не в том, чтобы подходить друг другу, а в силе характера. Если у тебя сильный характер, то все у тебя будет – верность, честность, любовь. С любым человеком. Ты ведь уже просто привык постоянно преодолевать себя.

– Написано также: не искушай Господа Бога твоего (Мф.4:7), – напомнила мать. – И как в Притчах Соломоновых ведь написано: «Лучше жить в углу на кровле, нежели со сварливою женою в пространном доме» (Притч. 21:9).

Джейми сел и задумался. А потом поднял на мать свои синие, синие глаза, казавшиеся сейчас еще синее:

– Она не злая и не сварливая, – тихо сказал он. – Я думаю, она не может быть злая и сварливая.

Миссис Грейсли вздохнула. Он был таким печальным, этот глубокий и задумчивый взгляд ее сына. А если это правда серьезное чувство? И все-таки он ведь уже не ребенок и даже не вчерашний школьник. Должен решать сам. Может, зря она переживает и отговаривает? Столько времени, наверное, он все-таки и правда ведь привык всегда и во всем преодолевать себя. Пускай преодолевает и дальше: