Ибо крепка, как смерть, любовь… или В бизоновых травах прерий

И убежала. Беззаботно и радостно. Собираться на завтрашний праздник. У нее в табуне был другой друг – гнедая Лира, и для нее все было просто.

Мэдилин тоже подумала, что, наверное, она зря переживала. Наверное, это просто была какая-то ее женская сентиментальность. Мальчишки все равно относятся проще. Но Натаниэль серьезно погрустнел. А потом как-то самим собой открыл Святое Евангелие. Просто на первой странице. Он читал строки и словно не видел их. В детстве просто. В детстве все проще. В детстве самая большая печаль – это вот такая, как сейчас. В детстве еще не знаешь, что будут Манассас и высоты Мари, и Миннесота… Но уже в детстве вот так понимаешь: «Отвергнись себя…» (Мк.8:34)

– Это ведь было твое решение, Натти, – помолчав, подошла к нему Мэдилин.

– А какое еще могло быть другое решение? – заметил тот. – Я ведь знаю, другого не было.

– «Святая Истина, Слово Божие говорит: “многими скорбями надлежит нам войти в Царствие Божие” (Деян. 14, 22)[103], – тихо напомнила Мэдилин.

– Какая это скорбь, мама, – поднял голову Натаниэль. – Так, глупость какая-то.

– Весы у Бога, Натти, – снова вздохнула та.

– Я-то что, – только и отозвался Натаниэль. И поднялся. – Пойду взгляну на Алмаза. Попрощаюсь.

Натаниэль вывел Алмаза и повел его за собой к реке. Нашел знакомый пологий берег. Закатные лучи горели на желтом песке, на зеленой траве. Он потрепал белого скакуна по шее, по лбу и пустил в воду. Стоял и смотрел.

– Ничего, Алмаз, – заговорил он. – Ты еще не успел привыкнуть ко мне, а если и привык, то Уинаки хорошая и добрая девушка, ты привыкнешь к ней и полюбишь ее. Она будет рада. И Текамсех будет рад за нее. А я, что я? «Яко преселник аз есмь у Тебе и пришлец, якоже вси отцы мои…» (Пс.38:12), – вспомнил он из Давида. Наверное, потому, что именно этот стих прозвучал сейчас почему-то особенно грустно, словно как и было у него на душе.

Белый конь поднял голову и посмотрел на своего хозяина. Натаниэль улыбнулся.

– Ничего, Алмаз. Правда ведь, ничего?..

Он кинул куртку в траву и сел. Золотые солнечные лучи словно одевали мир в вечернее золото. Струилась река. Красивое, сильное животное с упругой шеей ударило копытом по воде. Полетели хрустальные брызги. Высоко-высоко поднималось небо. Наверное, когда-то о каком-то таком вечере и напишет ведь иеромонах Серафим (Роуз): «Какая восхитительная тишина (в августе 1960 г. на озере Бон Тэмп)! Изредка плеснет птица по воде или подаст голос в лесу. Легкая рябь бежит по озеру. Здесь пребывает Дух Божий, но не следует его отождествлять с самой природой, уподобляясь пантеистам. Чудо, открывшееся мне, так же внезапно может и исчезнуть – будто и не было этого прекрасного видения. Это ли не подтверждает христианское учение: возрадуйся красоте мира сегодня, благоговейно, в страхе Божием возблагодари Творца и не помышляй о дне завтрашнем, ибо завтра – конец света»[104].

Когда-то он напишет. Так точно, так верно. А сейчас какой-то американский светлоголовый мальчишка просто вспоминал где-то у себя на душе: «Господи, Господь наш, яко чудно имя Твое по всей земли, яко взятся великолепие Твое превыше небес…» (Пс.8:1), «Услышит тя Господь в день печали, защитит тя имя Бога Иаковля…» (Пс.19:1)

Это была книга псалмов – великая, таинственная книга. Любая печаль и радость всегда укладывалась в ритм и слог псалмов Давида царя, любая печаль или радость приобретала через свое преломление в псалмах спокойную и сдержанную свою окраску. Любая печаль или радость – она становилась не главной. Главным была вечность. Главным становилось синее небо, зеленая трава… Главной становилась благодарность, только благодарность. Тогда просто. Все становилось просто. «Слава Богу за все».

Он встретил мать тоже у загона с лошадьми, когда привел наконец Алмаза обратно. Мэдилин ждала их. Мэдилин заметила их еще издали. Она стояла и любовалась своим сыном, любовалась и не могла налюбоваться, она старалась просто запомнить, сберечь это прекрасное, чудное мгновение навсегда в своем сердце.

Натаниэль подошел, посмотрел на нее и что-то понял.

– Ты тоже не хотела бы его отдать? – догадался он.