Идеально другие. Художники о шестидесятых

Из детских впечатлений от выставок, как ни странно, осталось: какие-то припечатки, из крокодиловой кожи для переплетов. Примерно с 12 лет во мне произошел перелом, внезапно, не помню, чем это было вызвано, но я начала рисовать. Рисовала больше портреты, копировала старых мастеров, вообще, рисовала целыми днями и на июльских занятиях, пропускала уроки, вместо школы утром отправлялась в Третьяковскую галерею. Писала акварелью и маслом. В 1941 году я поступила в Среднюю художественную школу, но началась война, и мне не пришлось там заниматься, о чем я совершенно не жалею. Ничему хорошему меня там не научили бы. В 1943 году в Москве открылась Художественная школа на Чудовке, куда меня пригласили и где я начала серьезно заниматься живописью. Мой первый натюрморт был настолько удачным, что его застеклили и повесили в кабинете директора. Моим педагогом стал Михаил Перуцкий.

Мои интересы не ограничивались школьной программой, и я часто работала вместе с Перуцким над натюрмортом, пейзажем, портретом. Перуцкий был не только прекрасный художник, но и замечательный педагог. Очень хороший человек большой культуры, глубоко понимал искусство. Относился он ко мне как к младшему товарищу.

В это время началось мое увлечение французской живописью, с которой познакомил меня Володя Немухин, тогда совсем молодой, замечательный юноша. Музей нового западного искусства (знаменитое собрание Щукина) был уже закрыт, и я старалась узнать об импрессионистах все, что только было можно. Я покупала репродукции и книги в букинистических магазинах. Во время войны в букинистических магазинах продавалось много редких изданий. Моим кумиром стал Поль Сезанн. Я не подражала великому мастеру, а как бы старалась глубже проникнуть в творческую концепцию великого художника, в его понимание сущности вещей, в его живописную основу. Мне было близко также творчество Рембрандта — у него тоже форма достигалась посредством живописи, а не рисунка. Привожу запись, сделанную мной в 1946 году.

«Живопись должна быть не такой, чтобы можно было хватать предметы, а более трепещущей, чтобы жила и трепетала каждая линия. Сочеталась в цвете, гармонии. Свет струился и распространялся пятном. Валерами холодными и теплыми. Содержание совсем не имеет значения. Важно, чтобы произведение захватывало исполнением, глубиной, даже некоторой тайной, которая манит еще больше, чтобы в произведении жила сила художника. Когда я смотрю на полотна Рембрандта, то странно, я совершенно не думаю, кого изобразил художник, я думаю и чувствую, как все полотно пропитано духом Рембрандта, кажется, он весь живой тут. Очень важно, чтобы предметы в картине были окутаны воздухом, как бы тонули в нем».

М. Перуцкий никогда ничего не навязывал, он старался выявить творческую индивидуальность.

М. С. Перуцкий в 20-е годы принадлежал к группе художников под названием «НОЖ» — «Новое общество живописи», туда же входил А. М. Глускин, у которого позже я занималась композицией. В 40-е годы были причислены к лагерю эстетствующих формалистов. Они не могли выставляться и продавать свои картины. В 1946 году открылось Московское городское художественное училище, в том же здании и под началом того же директора Н. Кофман, сумевшей собрать вокруг себя талантливых художников-педагогов, к тому же это был их заработок. Создать совершенно домашнюю атмосферу в училище. Я ходила туда как к себе домой. Училище было закрыто в 1950 году за левый уклон. Занимаясь в училище, я также уделяла большое внимание вокальному искусству, меня интересовал процесс звуковедения, итальянское бельканто, позже венская школа, потом негритянские певцы блюза, русские народные песни.

В училище моим педагогом был тот же М. Перуцкий.

Занимаясь в училище, я очень интересовалась современным искусством, хотя нам его не преподавали, и даже 20-е годы в России я узнала из прочитанных мною книг. Только в 1957 году, после выставки на Международном фестивале обнаружилась твердая платформа, чтобы перейти к более четкому пониманию современности в искусстве, к современным формам. С 1956 по 1958 годы были, видимо, переломными для меня. Мне очень трудно было работать в реалистическом плане. С 1957 года я перешла к абстрактному экспрессионизму. Я никогда не думала, что мне нужно поступить в Союз художников, узаконить свое положение. Приходилось зарабатывать на жизнь оформительской работой, чтобы потом работать какое-то время, не думая о деньгах. Было, конечно, очень трудно сочетать заработок с творчеством, иначе тогда еще не получалось.