Володя Немухин, я думаю, был близок до какого-то времени. «В глубину не вышло. Вышло в ширину и в пустоту», — написала я об одном художнике. Я не все одобряю, поэтому мне говорить об этом трудно. Он вообще талантливый, все замечательно, просто мне что-то больше нравится — может, потому, что мы тогда вместе жили. Немухин не мог писать портреты. Валеты заменяли образ человека. Когда я приезжала к нему в Германию, он работал по-другому, более легковесно, внутренней вибрации я уже не видела. Конечно, наверное, могло быть значительнее. Но сейчас трудно судить — человек прожил много лет. Все меняются, недаром Лев Толстой считал путь человека по семь лет. Володя Немухин приезжал и говорил, что мы бросили Россию, — но сам потом уехал и жил на два дома. Он честил меня и Игоря предателями, что мы покинули Россию, — но это, в конце концов, вольное дело каждого. Потеряв Родину, начинаешь ее любить! Если я была западником, то стала славянофилом. Ведь то, что я здесь увидела, вся эта меркантильность, мне не подходит. Немухин советует картины придержать, не продавать, но сам-то все распродал! В зрелости стало проявляться что-то купеческо-меркантильное, это плохо для художника. Многие художники обогатились будь здоров. Мне копить было нечего, всегда было денег в обрез, у меня до сих пор в банке нет счета. Материально он процветает, в Германии много наторговал — говорят, миллионер в Москве. У него всегда была тяга к обустройству. Когда появилась мастерская, он занялся ее украшательством, приделывал какие-то вещички, ендовы, колокольчики. Все было чистенько — а до того только я должна была все убирать, мыть, готовить. Он все умел, но не хотел — когда приехал в Германию, оказалось, что прекрасно умел готовить, мог бы быть главным поваром в любом ресторане. Может, и неплохо, что он имеет много имущества, он очень хороший художник, пусть и были у него ошибки, но я его за это не сужу нисколько. Когда Немухин приехал сюда со своим немецким квартирным хозяином, Рувиком, которому составил всю его коллекцию, то даже не захотел смотреть мои картины. Он попросил показать графику, и Рувик за гроши купил две довольно большие работы. Но я же не буду навязываться! Он ему доставал мои ранние работы и все время хотел, чтобы я осталась только в своем абстрактном периоде. И этим способствовал очень отрицательному ко мне отношению везде и всюду. Страшный оказался человек. Так же он относится и к Коле. Володя терпеть его не мог, ругал на чем свет стоит. Но у него все от зависти.
Коля Вечтомов мне очень нравится, пожалуй — он нашел свою форму, нашел ту сферу, в которой он живет. Сам он противный парень, вздорный, властный, но я его, конечно, очень люблю. Коля, когда начинал, страдал некоторым цветовым примитивом, но это ему было нужно для нахождения сугубо своей формы. Он нашел свой цвет, форму, состояние. Но у него все было более постепенно, с размышлениями, с фундаментальными знаниями. Когда человек идет по пути высокого, великого искусства, он, конечно, смыслит, что к чему. Хотя бы даже в цвете он не сделает ошибки. Очень важно, когда художник претворяет в своих картинах мельчайшие вибрации цвета. Человек, который не обладает этим от природы, никогда этому не научится. Есть художники, которые этого не чувствуют, не понимают, и им это даже не нужно. Взять Колю, который нашел свое кровное и не будет разводить цветовые мистерии на своем холсте. Он весь соткан из своих знаний и убеждений. Когда он поехал на Кунашир, на картинах из воды полезли какие-то кикиморы, но это он, вся его суть. Коля продавал всегда по низким ценам. Но он совсем не бедный человек. Когда я почти договорилась, чтобы поехать и получить его картины, он сказал, что «один знакомый уже их купил!». Коля хитрый, но не вредный, как Немухин он говорить не будет. Но когда мы ссоримся, что-то выясняем, делим, все настоящее уходит. Мне вчера Володя, мы довольно долго говорили, сказал про Колю: «Он был совсем наш человек. Это был действительно значительный художник».