Командовать танком дело нелегкое — у тебя ведь еще три человека. И в октябре 42-го вышел приказ Главного управления автобронетанковых войск, Главуправ, сокращенное словечко, о присвоении звания командира танка всему нашему выпуску — в основном москвичам. Быстренько выдали нам офицерскую форму, весьма скромную по военному времени, куда можно было привинтить кубики. И отобрали нас из выпуска группами, человек по семь в разные части. Выписали аттестаты — и на сталинградский поезд, в резерв автобронетанковых войск Сталинградского фронта. Находился этот резерв на ветке по Актубе, напротив Сталинграда, на хуторе Царев, связанном еще с Батыем. Нас прибыло пятеро, а там было не меньше ста человек, обстрелянных, уже бывавших в боях. Поставили на довольствие, ждать распределения. Был уже конец ноября. Дисциплина совершенно свободная, никакая не военная. Ветка шла дальше до Волге, со всякими ответвлениями. Гнали на фронт боеприпасы, продовольствие. Продвигались тяжело — дальше было все разбито, бомбежки беспрерывные. Со стороны Сталинграда шел постоянный гул, Царев был километрах в десяти-пятнадцати, и я просто отправился туда пешком, посмотреть на войну. И абсолютная тишина, никого нет — ни техники, ни живой силы, никого. Только Волга, очень широкая в тех местах, больше километра. И вот я увидел панораму Сталинграда, эти руины, над которыми все время кружили самолеты — не поймешь чьи, даже наши У-2 и итальянские. Шли очень большие бои в небе — потом уже, на расстоянии, в стороне от города я наблюдал их хоровод, настоящий клубок из пяти наших и пяти немецких самолетов. Схватились группа «мессеров» и группа наших «ястребков» и «лавочек». Изредка из этого клубка кто-то выпадал — через крыло и в землю. Совершенно фантастическое зрелище, космическое, если абстрагироваться от войны.
Сталинград врезался на всю жизнь четко, как в кинокадрах. 19 ноября нас собрали и зачитали приказ Верховного главнокомандующего о начале наступления, в результате чего Сталинград был взят в кольцо. Тут вызвали меня и еще двоих ребят и послали в часть. И мы пошли на переправу, которая была южнее по Волге — на той стороне были Аксай, Абганерово, известные очень по боям места. В Аксае мы заночевали и направились в 13-й мотомехкорпус, который стоял в обороне на случай попытки прорыва окруженной группировки. Заволжье, ровное место, запорошенное снегом. Нас шло трое. Нам надо было найти расположение корпуса, куда нас определили. По карте мы нашли штаб корпуса в районе Жутова, где нас должны были направить в бригаду. Военных действий не было, немцы отошли, откатились на юг. Подошли наши новые части. И было ощущение полной безлюдности, что не осталось никаких военных. Странное зрелище представляли собой остатки какой-то румынской дивизии — грянули морозы, они шли навстречу в своих высоких бараньих шапках, в абсолютно животном состоянии. Голодные, по-русски не говорят, они брели, лишь бы куда-то сдаться — я и не думал брать их в плен. По дороге в штаб нам навстречу шел румын в какой-то бараньей шапке, весь оплывший, опущенный. Мы ему показали, куда идти. Место пустынное, редкие деревни, калмыцкие поселения, где нет никакой скотины, ничего. Время от времени доносились взрывы, пролетали самолеты. Было морозное утро, все вокруг запорошено снегом. Авиации почти не было слышно, но в Абганерове на «Ил» насел «мессер», «Ил» отстреливался из РСов, но, только когда заработали наши зенитные пулеметы, «мессер» ушел. По дороге, по которой я шел в штаб, я видел следы того, что остается после «Катюш», — четкий выжженный черный круг на фоне поздней осени. А в кругу — обгоревшие человечки, непонятно кто даже, может, румыны — там их много было. Вдруг показался наш «ястребок» и тут же «Мессершмитт». Они снизились, разошлись, и началась дуэль, единоборство. Развернувшись, стали атаковать друг друга в лобовую, в километре от нас. Трассирующие потоки пуль — все было как в немом кино. После того как они прошли друг над другом, наш развернулся через крыло и сразу пошел вниз. Удар о землю, бензиновое кольцо вокруг, и все. И ни одной души кругом — кто и когда его найдет? Вот и сюрреализм. Мы нашли штаб, ночью на него упала бомба, но удалось куда-то нырнуть. Это были остатки частей, собранные после боев. Мне надо было подменить заболевшего командира танка — так я вступил в войну.
В первый раз в плен я попал в Миусской обороне, уже в Донбассе, когда опять оказался в резерве полка. В плен меня взяли в феврале, в окружении — Матвеев курган у реки Миус. Целый корпус, и не один даже. У нас уже не было ничего, ни танков, ни артиллерии, крепко врезали, несколько тысяч погибло. Газетку я читал немецкую, немцы так излагали: «На реке Миус в Донбассе путем ступенчатого окружения был захвачен 4-й гвардейский Сталинградский мехкорпус. Столько-то в плен попало». Немецкий я учил в школе, потом в плену.