Идеально другие. Художники о шестидесятых

Добрался я до границы протектората — Литомержице. Прошел через Судеты, неплохо стал ориентироваться и оказался в Чехии. Там я стал вести себя более нахально и даже выходил на открытые места, где нельзя было пройти лесом. Когда я перешел границу протектората и стал смелее выходить из леса, наступил самый решающий во всей этой эпопее момент. Под вечер я уже не скрывался, немного расслабился — чехи в то время немцев очень не любили. Шел я через небольшие густолиственные леса — дубы, вязы. Но стал проходить днем и открытые пространства. Видел, как работают чешские седлачки. И как-то вечером я шел мимо отдельно стоящего хутора и увидел большой стог соломы, который и облюбовал, чтобы спокойно заночевать. И вдруг выходит немолодой чех, седлак, простой человек. Видит: бродяга какой-то, закуривает и обращается ко мне довольно дружелюбно: «Кам деж?» («Куда идешь?») В то время я и этого не мог понять. Я бормотал: «Прага, дядя». Он понял по моему виду, что иду я издалека. Ну, я сказал, что русский, бежал. Чех угостил меня сигаретой, предложил устроиться у стога, а когда стемнеет, придет и принесет хлеба. Я тут же ушел, стал выкапывать себе небольшую пещерку в стогу соломы, прилег, а как стемнело, он пришел и принес мне кружку кавы горячей, напитка типа кофе, кусок хлеба, смальцем намазанный, — чего я давно не видел, ведь по пути ел одни яблоки. А он говорит: «Русский доктор, русский доктор» — вроде отведет меня к какому-то доктору. Прошел еще день, я только забрался в свою пещерку, прикорнул — там хорошо, тепло в сене. И вдруг проснулся — какие-то голоса. В лицо мне направили резкий свет и говорят уже по-русски: «Где этот самый беглец?» Я вышел — стоит высокий человек: «Вы сбежали?» Я ему рассказал, что и как, когда и откуда сбежал. Он говорит: «А я — доктор Иван Пирогов». Потом я узнал, что он — местный ветеринар и личность весьма уважаемая. А крестьянин, его приведший, состоял при нем помощником. Я сказал, что знаю одно — в Праге живет мой дядя, Иван Николаевич Вечтомов, адреса которого я не знаю. Он предложил попробовать его найти. Я стал ждать, и через день-другой появляется Пирогов. Он узнал адрес дяди через адресный стол и написал ему открытку. Прошло еще несколько дней, он пришел и говорит: «Дядя приедет через пару дней». Местечко это называлось Копидлно, в 70 километрах к востоку от Праги, на железной дороге — даже станция там есть.

Интересно, как сложилась судьба доктора Пирогова.

Прошла еще пара дней, и вот появляется мой дядюшка, Иван Вечтомов, очень известный чешский музыкант, виолончелист, концертмейстер Пражской филармонии. А с ним молодой паренек — его сын Саша, который стоял поодаль. Я дядю никогда не видел, но с отцом у них была большая дружба, и они переписывались. Отца уже не было в живых, он погиб в блокаду, в декабре 41-го года. Дядя об этом не знал, не было никакой связи — и просто изменился в лице. Он уехал и вернулся через неделю, сообщив, что может взять меня в Прагу. Тетя Ярмила, его жена, сказала, что меня обязательно надо спасти, — и они решились. Он привез мне черную шляпу, плащ блестящий — и поздно вечером купил мне билет на ночной поезд. Поезда шли затемненные, но часто были эсэсовские проверки. Так что мы ехали в разных концах вагона. Приехали на пражский вокзал и пошли по темным улицам. Так в начале октября я в первый раз попал в Прагу. Был, правда, опасный момент: на улице часто встречались полицейские, которые были очень монументальны — в огромных конусообразных плащах и касках на голове. Дядя идет метрах в пятнадцати впереди, я за ним в более-менее сносном виде, с мешочком. И вот стоит эта фигура в плаще до земли колоколом — посмотрел на меня сверху вниз, но пронесло. Проехали даже на трамвае. И вот после всех перипетий лагерных мы поднимаемся на лифте на четвертый этаж в роскошную, с коврами, печкой и картинами на стенах, квартиру в центре Праги. Такое облегчение! Там тетя Ярмила в слезах, ни жива ни мертва — переживала ужасно. Квартира была кольцевая — кухня, спальня, столовая большая, ванная. Я у них жил долго, но не выдержал и сказал: «Надо к партизанам». Уже ходили слухи о словацком восстании, говорили, что партизаны появились в окрестностях Брно — на Чешско-Моравской высочине.

Дядя был как-то связан с подпольем?