Идеально другие. Художники о шестидесятых

Дорохов, Хазанов, Перуцкий — вот наша группа преподавателей живописи. А рисунок вел Соломон Бойм, великолепный рисовальщик. Перуцкий и Бойм — мои основные учителя. Перуцкий натурные ставил вещи, потом был уже Хазанов. Нам очень повезло, что мы к ним попали. С классом перебирались в Парк Горького, в Останкино ездили, куда-то еще. У меня даже этюд сохранился. Помню, Перуцкий ездил, Владимир Акимыч тоже. Но пейзажи я больше в Виноградове писал, когда жили недалеко от Евгения Леонидовича Кропивницкого, около церкви. Моисей Товильевич Хазанов у нас почти не вел, вел на другом курсе, с ним больше Лида Мастеркова общалась, я меньше. Мы вне училища не общались. Про Фалька не могу ничего плохого сказать, он из другой оперы, это разные вещи. Думаю, что Фальк не мог рисовать как они.

Как вам «Неужели кто-то помнит, что мы были» Ольги Ройтенберг?

Этой книгой хотят заполнить вакуум — что был не только Дейнека, но еще кто-то. У Марии Вячеславовны Горчилиной был открытый дом, салон в центре Москвы, в угловом доме на Петровке, напротив Пассажа. Последнее время она опекала горбатенького скульптора Архангельского. Ее друг был художник Комисаренко, мультипликатор. Как художник он почти не показывался. Помню, привел туда Рухина, он произвел впечатление. Сама она делала салонные монотипии. Фрока Ермилова и Федор Платов жили на Ленинградском шоссе, за Войковской, в Братцеве. Рядом на горе стоял роскошный дворец, что-то типа дома отдыха.

А кто выделялся на вашем курсе в училище?

У нас было два курса, один постарше, более опытные студенты, а мы — совсем начинающие. Но уже тогда у нас появился гениальный Володя Холин. Где-то есть его мой портрет. Он учился с нами два года на Чудовке, не оканчивал даже. Где он раньше учился, не знаю. Он был не то что способным, гениально одаренный был художник, необыкновенный рисовальщик! Великолепный анималист. Были у нас Перуцкий Михаил Семенович, Соломон Бойм, известный рисовальщик, ну и Володя. Да ему учиться, собственно, нечему было, он был сверходарен, его можно сравнить только со Зверевым. Из всех самородков, кого встречал, первые — Холин и Зверев. Не меньше был одарен, пусть и другого рода, анималист потрясающий. Просто от природы был такой. При мне был разговор на втором курсе — обращаясь к нему, Перуцкий сказал: «Вы знаете, молодой человек, вам нечему у нас учиться, вы все умеете!»

Как Фалък о Звереве! Холин стал первым мужем Лиды Мастерковой.

Лидочка сыграла не лучшую роль в его судьбе. Они и не жили почти вместе. Жил он где-то в районе Курского вокзала. Она даже уничтожала его работы. Конечно, и водка сыграла роль, и союз с Лидой никак не способствовал ни тому ни другому. Сын Игорь малый довольно беспутный, ему это все равно.

После училища вы поддерживали отношения?

Почти не поддерживал, я оказался в Виноградове, так что все порвалось. Может быть, он пару раз приезжал. Смотрел на Музу и говорил: «Надо мне тоже жениться!» Потом он женился на заводской работнице. Человек он был неприспособленный и пьющий. Он рано умер от водки, в 50 лет. Работ его почти не осталось. Страшное дело — это был невероятно одаренный русский гений! Россия потеряла такой талант, который во Франции, в Германии был бы первым.

Лида рассказывала, как в училище вы дрались с Рогинским!

Было что-то. Не так чтобы со злости, поссорились. Он задиристый был. Турецкий у нас же учился, но он был совсем мальчишка и держался особняком. Рогинский занимался зубоскальством, доводил его, ходил и распевал: «Не нужен нам Борька Турецкий, и Африка нам не нужна» — он весь бледнел. Мы все были на одном курсе, не так и много народу. Мишка Рогинский, мой приятель Володя Аксенов. Рогинский шел другим путем, между нами близости не было. Его больше по характеру к авангарду тянуло. А мы были больше со временем связаны. Был еще третий, Колей его звали, симпатичный и очень способный. Они часто распевали — про Нину Николаевну.

С Володей Немухиным вы сразу сошлись?

Нет, не сразу. Володя Немухин пришел позже, без экзамена. Перуцкий поставил натюрморт с тарантулой и чайником — писали его Рогинский, я и Володя. А он в то время дико формализмом увлекался. Наложением краски, все мазки какие-то придумывал, из тюбика выжимал, искал новую манеру — первые попытки решить по-своему, очень лихо. Подошел Перуцкий, взял у него кисти и обобщил: «Говно!» Володя очень обиделся. Когда училище закрыли, педагоги остались в детской школе.

Рожков стал завучем в школе на Пречистенке, а еще он вел кружок в Сокольниках, откуда вышел Зверев.