Когда мы жили в двухэтажных домах, лестница была в каждой квартире, пришли Володя с Лидой к нам от Оскара, там подвыпили, Лида только смеется над ним, а он ползет по этой лестнице — так напился и бормочет: «Ой, все меня опередили!» На лыжах мы с Лидой и Володей ходили рядом, в наших лесах, есть фотография. К ним из поселка мы раз пришли ночью на лыжах, были отчаянные. Игорь нас провожал обратно. Володя с Лидой купили прелестную квартирку однокомнатную в Химках. Лида же мастер, эстет, знаток старинной мебели, музыкант, бесподобная певица, только скрывает, молчит об этом! Вообще, она великий человек. Новый год однажды встречали в лесу, начинали здесь, а потом ехали на лыжах к Оскарам. Евгений Леонидович не принимал в этом участия — возраст. Холин не катался. Сева Некрасов как-то на нас рассердился — мы должны были вместе ехать на лыжах, звонил-звонил в дверь и не мог дозвониться. Ждал и не мог дождаться, рассердился очень сильно — теперь, мне кажется, он в других сферах существует. Но у нас была и другая компания. Моя университетская подруга вышла замуж за москвича из судейских, с ними мы все время делали эти лыжные походы, уезжая на электричке в Заканалье, очень далеко. Соревнование было, кто первым увидит звезду. Потом начинался закат. Мы ходили почти каждое воскресенье. Однажды мы сделали для себя открытие. Были на свадьбе в лесничестве, наша бывшая нянька выходила замуж, были дети и внуки. И мы пошли в лес, ночью, темно. И вдруг увидели здание церкви, все было открыто, осмотрели алтарную часть и здоровенные старинные иконы.
Каждый год мы ездили в Прилуки. Прилуки были просто прекрасны. Мы все собирались на майские праздники, брали грузовую машину, обычно я, у меня были шоферы знакомые, забирали остальных, Немухина, детей, и ехали. Игорь и Лена почти ровесники. Потом опять приезжали — Володя отдавал нам комнату на все лето. Потом жили в доме напротив, там какая-то его родня. По деревням я не ездила, они ездили, туда, где была церковь. В Прилуках кошки майских жуков ловили перед Володиным домом. А Лида — врожденная кошатница. Даже приехав в наш поселок, сразу бежит в магазин покупать пакеты, потом по огородам ищет кошек и находит, спасает. Моя дочка отличилась в Прилуках. Там была телячья ферма — и однажды закололи теленка, ободрали шкуру, повесили на заборе, она увидела и говорит: «Ее раздели!» Потом Лена стала плохо переносить дорогу, и мы решили отправить ее на юг, к морю, и поехали в Крым, в Евпаторию. Потом нам очень понравился Симеиз. В Крыму Коля все время рисовал, делал какие-то набросочки. В Крым мы три раза ездили. Тетя Маня приезжала, отпустит нас, мы куда-то странствовать идем. Тетя Маня нянчила Лену до годика. Потом уехала в Екатеринбург. И мы взяли няню, ее мне рекомендовала техничка из школы. И мы на лето приехали в гости в деревню Черницыно, еще к хозяевам, там Лена научилась говорить. Было это в 54-м году, еще до Прилук. «Матена идет» — были первые ее слова. Девочка хозяйская у нас училась, восемь классов окончила, получила паспорт, теперь живет на Дальнем Востоке, в Магадане, в поселке. Мать ее нам продала дом, а потом ее саму убил зять молотком. Она была очень сварливая. Хотя убивать нельзя, конечно. К нам она относилась хорошо, предупредительно, а в колхозе была бригадиром, зверским: «На работы, кончай, выходи!» А женщине надо печку, воду, она все погасит. «Нет, выходи!». В доме нет вторых рам, дует, печки хорошие. Там, говорят, в лесах ходит женщина в черной одежде. Один заблудился, лес любил очень, и не пришел, пошли искать, так и не нашли, а он старенький. Наутро нашли, ночь он провел в лесу и рассказывал, что она к нему подошла. «Василий Васильевич, вы испугались?» — «Да нет». И этим криком его только отпугивали.