Идеально другие. Художники о шестидесятых

При Александре Третьем поднялась сильная волна русского национализма — Римский-Корсаков был гвоздем первых русских сезонов, «Снегурочка», «Шехеразада» или «Годунов» Мусоргского, национальная глыба! Византийский стиль, декор, орнамент восточный — Рерих и Бакст любили это дело. «Половецкие пляски» Бородина произвели сильное впечатление на французов, которые еще не привыкли к таким вещам. У них был импрессионизм, искусство совсем не приспособленное для театра, а здесь — русские привезли настоящий азиатский театр, который потом пошел по другим странам — в Аргентину, Америку, Испанию. Французы воспринимали это как первичное азиатское искусство, которому можно подражать, не упоминая об оригиналах. Матисс все это видел, он вообще был большим поклонником русского примитива, иконы и народного искусства. Яркие краски! Русское искусство вообще не входит в мировое, лишь недавно начали присматриваться к авангарду! Сейчас, наверное, какие-то изменения происходят в сторону персонализации, когда люди со стороны с большими трудностями пытаются укрепиться в русском искусстве, а раньше это был закрытый клуб, куда посторонним вход был категорически воспрещен. Это было абсолютно невозможно — их немедленно уничтожали. Приезжие, без связей с культурным миром, Малевич, Татлин, Филонов, уничтожались как сорняк. И клановое искусство загребло под себя весь соцреализм. Сталинский классик Иогансон — непростой человек, старинной фамилии, его бабушка обшивала царскую фамилию в Петербурге — это очень крепко сидящая иностранная семья. Вот моя личная версия, которую я пытаюсь вдолбить.

Иогансон еще и белогвардеец! Семейные кланы существовали задолго до революции.

Кланы начались с Петра, когда тот ввел государственное искусство и пригласил из-за границы иностранцев. Все они лезли туда на заработки, им платили очень много денег. Россия XVIII — начала XIX века была золотым дном для художников, особенно для иностранцев, которые сбежались на большие деньги и застряли в России навсегда, — Брюлловы, Бруни. Застряли, и ремесло распространилось как зараза: четыре сына, и все художники, Верещагиных пятеро было! Дочки шли замуж, а сыновья повторяли профессию отцов. Необязательно было обладать талантом, чтобы стать академиком. Чистяков сказал: «Я научу собаку рисовать!» — как собак и учили. С древних времен дом Фаворского держал ремесло, и, если уж ты взялся за карандаш, будь любезен научиться им владеть. Не на уровне Брюллова или Львова, но хотя бы соответствующем образцам высокого искусства. Сама атмосфера дома требовала таких вещей. Фаворский не рвался в начальство, всегда был в середине, это совсем не тот человек, другой культуры — мастеровой, западного ремесла немецкого происхождения. Дюрер, Хинкельман, гравюра, печать — он требовал семейной линии, но культуры западного мастерства. Никаких поветрий, как только хулиганство — под зад коленкой. В 37-м году Карташов, Ефимов и Фаворский на паях взяли и построили за свой счет кирпичный дом — деньжищ у них было невпроворот, не знали, куда девать, швыряли направо и налево! У них были в то время большие государственные заказы, а халтурщики они были невероятные: Лев Михайлович Карташов и Иван Семенович Ефимов расставили всех позолоченных быков на Сельскохозяйственной выставке. У Ватагина была другая линия — он делал коз. Все заказы они загребали себе.

О выживании «бывших» после революции прекрасно писал Алексей Глебович Смирнов, сам сын и внук художников и генералов.

Лешка Смирнов много врет! Иван Семенович Ефимов, мой знакомец по дому Фаворского, отличнейший человек, высочайшей культуры, по женской линии из старинной барской фамилии князей Демидовых — мама вышла замуж за тамбовского помещика Ефимова, говорил: «Я — Демидов, князь Сан-Донато! У нас дворцы во Флоренции!» 10 лет он прожил в Париже и пригласил к себе Серова, с которым тоже находился в каком-то родстве. Вся советская халтура, все станции метро имени Кагановича были украшены барельефами и мозаикой Ивана Семеновича и Льва Михайловича. Однажды Иван Семенович попытался влезть в чужой огород и на лошадь посадил маршала Ворошилова, но приехал скульптор Меркуров и сказал: «Ворошилов мой, а лошадь — твоя! Ты у меня отбираешь халтуру». Армянин Меркуров был крупнейший скульптор 30-40-х годов, расставивший Сталиных и Лениных по всему Волго-Донскому каналу. Крутой мужик, еще старой школы, маску Льва Толстого снимал! Однажды ходили к нему в гости с Карташовым, его учеником: у Меркурова был отдельный особняк в Измайловском парке — все по-русски запущено, переломано, палки на огороде торчат, зато из-за ограды выскочили злые, здоровые овчарки, чуть нас не съели. Жена Льва Михайловича, Милочка, была урожденная Дервиз — старинная баронская фамилия строителей, банкиров, художников. Все были в родстве — пять-шесть знаменитых фамилий дворянских!