Идеально другие. Художники о шестидесятых

Не думаю. Это игры, не имеющие правил. Какие там мозги и кому их вправлять. Это все было ситуационно, сегодня так, завтра эдак — никакой эстетики в этом нет. Хрущев там был единственный живой человек из всей публики, потому что, когда он говорил о том, что ему нравится, он говорил абсолютно искренне. Говорил, что видел картину, где дерево с листочками, а на них — капельки росы. Вот это искусство. Он искренне так и думал. А академики его подначивали, чтобы использовать как инструмент разгрома левого МОСХа. Мы были только подставки, случайные подарки судьбы, главной целью было разгромить конкурентов. Левый МОСХ рвался к власти и был главным их противником. Нас использовали, обманом затащив на Манеж, а потом натравили Хрущева, сказав ему, что мы — члены Союза художников. Он-то думал, что мы за государственные деньги такое делаем, что было прямым обманом. А с теми они разобрались очень быстро. Существует стенограмма идеологического заседания ЦК КПСС в конце декабря, через две недели после выставки. Вел его Ильичев, все участвовали, и все выступали. Издал ее в своем сборнике документов профессор-славист и структуралист Карл Аймермахер, который занимается проблемами идеологии. Он мне подарил эту книжку, в Париже я ее прочитал и сделал выписки — выступления, скажем, Никонова. Прямо показывая с трибуны во время заседания пальцем на всех нас, Никонов говорил: «Вот кого надо бить, а не нас! Мы-то — рабочая косточка, ездим, работаем с геологами в экспедициях, пишем будни героические. А то, что делают эти стиляги, — не искусство». Я написал текст о Манеже, о том, что наиболее важно с моей точки зрения, что я запомнил. Но, к сожалению, немножко опоздал.

Мне кажется, что коллективные попытки сотрудничества с властью вообще редко заканчивались успехом. Взять кинетистов, к примеру.

Конечно. Но у них изначально, в общем, не было потенции никакой. Изначально все было построено на идеях, давным-давно отъезженных. Ничего нового они ведь не сделали — брали старые проекты, того же Певзнера или Габо. А у них был третий брат, который жил здесь, в Москве, и Лева Нусберг ходил к нему, брал рукописи, проекты и часто пользовался этими чертежами. Так что ничего здесь нет. А все эти кинетические объекты, лампочки всякие, были настолько наивными, научпоп для журнала «Знание — сила». Это не были супрематические объекты, а литература, научная фантастика — идеи построения в космосе придумал Малевич. Елка с лампочками у Нусберга была недавно выставлена в Третьяковке. Да и у Инфантэ полно светящихся объектов из научной фантастики.

В Архитектурном институте незаметно прошла выставка Гарри Файфа, скулъптора-кинетиста и единственного русского архитектора, реализовавшегося на Западе.

Мы были в Париже на вечере, который устраивала Симона Файф, был очень хорошо сделан видеофильм. Были поставлены на круг его проекты — правда, в основном то, что он делал как архитектор уже сейчас, — социальные дома, что не так интересно. А конструкции его красные очень хорошие были, но, к сожалению, он им мало времени уделял, потому что погрузился в ежедневную архитектурную работу. Вообще, он мог реализоваться более полно. К сожалению, он не до конца выразился как художник. Его работы очень компактны, они легко разбираются. Они сделаны как конструктор, из реечек, из палочек, все собираются. Но его большие конструкции, которые он устанавливал на открытом воздухе, можно было бы реализовать здесь по чертежам. Почему, например, не поставить их у ЦДХ вместо голимых садово-парковых скульптур? А творения Церетели надо отправить на Запад, поменять на Генри Мура.

Пространство переживаний

Как складывался ваш круг общения? Художники интересовались работой друг друга?