Идеально другие. Художники о шестидесятых

Потом я переехал на Сретенский бульвар, первая моя мастерская была на Уланском переулке. Напротив был дом «Россия», где были мастерские Кабакова и Соостера, дальше по Чистым прудам — мастерская Булатова и Васильева, на Сретенке была мастерская Неизвестного. И тут уже возник так называемый «Сретенский бульвар». Из этого сделали идеологическую группу, на самом деле просто географически в районе Сретенского бульвара было большое количество мастерских. Случайным образом сложился круг, который противостоял Лианозову. Все художники были разные, объединял некий взгляд на жизнь, на мир, на философию. Но все они были модернистами, в отличие от стилистически консервативных лианозовцев. В воздухе был антагонизм, мы мало общались. Рабин ни разу не был в моей мастерской, в Париже мы сейчас видимся чаще, чем тогда в Москве. Краснопевцев или Вейсберг тоже никогда у меня не были. Лида Мастеркова как делала холодные абстракции, так и продолжила их в своих технических ассамбляжах. Витя Пивоваров довольно поздно начал делать свои вещи, до середины 70-х, когда уже все сформировались, он делал детские книжки и брал уже готовые идеи. Поэтому и книжки его наполовину графоманские. Сейчас то, что делает Витя, — абсолютное эпигонство Кабакова.

«Школа Сретенского бульвара» — самоназвание?

Никогда. Вообще не было никаких объединений. Был замечательный чешский искусствовед Халупецкий, который появился году в 65-м. Автор большой монографии о Дюшане, человек европейской культуры, входивший в совет критиков, которые организовали ФИАК, он посетил московские мастерские и написал об этом большую статью в международном английском журнале Art International, где назвал нас «Сретенские бульвары». Обожают ведь давать названия! И потом в этот лейбл стали засовывать художников, которые никакого отношения к Сретенскому бульвару географически не имели. Я читал совершенно разные наборы имен — туда попал Ваня Чуйков, который жил прекрасно на Масловке, туда попал Эдик Штейнберг, который жил на Пушкинской улице. Халупецкий объединял эту компанию идеологически, имея в виду группу художников, которые были ближе к проблемам современного искусства. По другую сторону от Лианозова. Так постепенно мы группировались — по интересам, по взглядам на жизнь, по философии.

Роль критиков выполняли сами художники. Как появились профессионалы?

Первыми были чехи. Индрих Халупецкий написал большую монографию о Дюшане. Это был главный для меня художник. Мирослав Ламач написал, если я не ошибаюсь, монографию о Малевиче. Иржи Падрта тоже был автором книг по современному искусству. Когда они стали возить на Запад вещи, показывать в галереях, в той же галерее Гмуржинской, они написали ряд очень серьезных статей. В главном чешском журнале по искусству, «Витварне Умени», была большая подборка обо мне, много репродукций и серьезные тексты. После выставки в Италии «Альтернатива Актуале» несколько международных журналов опубликовали большие тексты, во Франции появились хорошие публикации, но полужурналистские. А в Чехословакии это были чисто искусствоведческие статьи, задавшие тон последующим публикациям — они пытались определить искусство, найти какие-то дефиниции. Потом это уже использовали другие критики. Но в России этого уже не происходило очень долго.

Польская выставка сделана без всякого реального знания соотношения, которое было в российском и польском искусстве. Авторы просто использовали старые каталоги, которые были тоже недобросовестны, включая технические данные. Набор имен бесконечно тасуется так и этак, но живая жизнь была другой, как и значимость этих явлений в искусстве. Успокаивает то, что читать это никто не будет. О взаимоотношениях можно было кого-то спросить, но для научного исследования нужно было установить более точные вещи. На первые выставки, которые были в Польше в 60-е годы, попадал довольно ограниченный круг художников, которые были в близком контакте с польскими коммунистами. Это не значит, что они плохие, — так сложилось. Там всегда был Брусиловский, который бойко говорит на всех языках, Юра Соболев, не столько художник, сколько гуру для молодых москвичей. Он собирал молодежь, вещал, показывал книги, ставил пластинки, но сам рисовал мало. Тем не менее все им сделанное на эти выставки попадало, в отличие от Краснопевцева или Яковлева.

В 60-е собрания в мастерских, обсуждения работ были и самообразованием. Кто еще были вашими единомышленниками?