Вместе мы прожили 12 лет, работая бок о бок, думая, сочиняя, устремляясь в небеса. У Немухина такая струнка есть — попробовать, что увидел. Для меня не играло роли, как работает Немухин или кто другой. Во мне очень сильная личность, самостоятельность. Мы были оба личностями, поэтому не могли влиять друг на друга, все было сугубо индивидуально. Конечно, мы спорили — я и сейчас могу спорить как не знаю кто, только не с кем. Если говорить о новаторстве, я была первая. Когда я начала делать абстрактные вещи, Немухин еще не реализовался, он писал пейзажи, замечательные, один у меня сохранился. Немухин жил старыми своими устоями, а потом постепенно начал входить. 58-59-й — годы это самое его начало, новые линии, формы, таких у него не было раньше.
Володя писал большие работы уже в мастерской, которую мы сняли за 200 рублей старыми. Одна из лучших — голубая, та, что у Нутовича. Она спонтанно-цельная, замечательная. Еще ему удавались серые цвета, подкладки из темперы, он делал прекрасные лессировки. Лучшие его вещи были в 65-67-м годах. Две большие его работы я увезла во Францию, теперь они у Нортона Доджа. Потом он слишком увлекся картами, его захлестнуло. Конечно, я обожаю его черные валеты, они замечательные. Я никогда не играла и не любила играть в карты, умела разве что в «пьяницу». Иногда раскладывала пасьянс. И как-то взяла эти карты, бросила в помойку и больше никогда не брала в руки, поняла, что это плохо, нехорошо. К сожалению, они перешли к Володе. Он не мог отстать от этих карт, их не понял, а это очень опасная штука.
Сейчас часто нарочито не вспоминают Колю. Я считаю, что это настолько несправедливо, что хочется сказать нехорошее слово про того, кто это делает. Ведь это Коля оказался соединителем всех, главным организатором. С Колей мы вместе учились, потом работали вместе, так и сложилась наша группа. Он первый познакомился с Евгением Леонидовичем и Ольгой Ананьевной. Вначале у него был деревянный деревенский дом с каким-то крыльцом, маленькими сенями, который находился напротив жилища Евгения Леонидовича в селе Виноградово, где церковь XVII столетия. Затем он жил в поселке Северном по Савеловской дороге и ходил в Виноградово писать этюды. И там он познакомился с другим художником, Евгением Леонидовичем Кропивницким, потом с его зятем, Оскаром Рабиным. Тут же были Сапгир, и Холин, и Сева Некрасов. Коля с ним подружился, нашлись общие интересы, они встречались, разговаривали, вместе писали пейзажи. Евгений Леонидович познакомил его с Оскаром, через Колю познакомились мы, а потом все вместе в 55-м году стали работать на Сельскохозяйственной выставке. Так началась наша деятельность, мы стали старше и прошли каждый свой путь. Мы были из семей, в которых не было боссов, дельцов, должностей, мы были бедные, жили все в коммунальных квартирах, отринутые. Другие художники были обеспеченные, из семей с положением, имели связи, не были бедняками. Володя, Оскар, Генрих должны были сами себя кормить. Мы делали какие-то работы, Дворец Горбунова и ВДНХ, потом стало легче, когда Коля поступил в оформительский комбинат и устроил туда Оскара.
Вечтомов женился на Музе, она преподавала в поселке Северном, где им дали комнату в 13 метров в общей квартире. Соседи были совсем темные, но они уживались. Потом родилась Ленка. И в этой маленькой комнате мы все копошились. Часто по воскресеньям собирались и шли на лыжах через канал — вообще, очень много ездили, жили хорошо, невзирая ни на что. Коля имел огромное значение для всех нас. Всегда все готовил, собирал нас. Коля был у нас заводила! Все праздники устраивал он — на Новый год, Старый Новый год, 7 ноября — мы все вместе собирались у него и веселились. Как-то шли через лес на лыжах ночью на Новый год. Развели костер в лесу, ребята были командированы за хворостом, потом встретились и отправились к Оскару. Я помню, тогда Андрей Амальрик в лесу немножко подвыпил. И он шел через мост на лыжах, того гляди сейчас свалится. И мы тогда были молодые, а он совсем мальчишка. Сашка Рабин и Игорь были совсем мальчики. Однажды на Новый год мы вместо шампанского купили сидр, Лев открывал бутылки и всех окатил как из брандспойта, спрятав вторую бутылку за спиной. Потом мы шли ко Льву в поселок, где он жил с первой женой, Шурой. Он женился на ней в лагере, где Шура ему очень сильно помогала. Замечательная женщина, без амбиций, она не была так образованна, как Галя, — простая женщина, но очень сердечная. Она очень сильно страдала, когда Лев ее бросил. Я за Шуру очень переживала. Не знаю, как воспринимал Оскар, он на все смотрит:
«Значит, так надо». Я ему по телефону говорю: «Страшное время, вокруг нападают!» А он: «Ну, знаешь — хорошо еще, что не убивают».