Идеально другие. Художники о шестидесятых

Я ему помогала делать «Пиковую даму» — я сама училась этому искусству. Крейн, директор Музея Пушкина, его обожал, но ни слова не написал о нем в своей книжке. А он не раз читал в музее «Пиковую даму» при полной аудитории. «Однажды играли в карты у конногвардейца Нарумова. Долгая зимняя ночь прошла незаметно; сели ужинать в пять часов утра». Володя читал «Пиковую даму» потрясающе. Ему нравился некоторый сюрреализм, вампиры, как у Блока, страстная и страшная вещь. «Ночь. Ледяная рябь канала. Аптека, улица, фонарь». «Живи еще хоть четверть века — все будет так, исхода нет». «О доблестях, о подвигах, о славе я не мечтал на горестной земле, когда твое лицо в простой оправе передо мной сияло на столе». «Свою судьбу ты отдала другому, и я забыл прекрасное лицо». «Ты в синий плащ печально завернулась, в сырую ночь ты медленно ушла». «Все миновало, молодость прошла». Где-то это, конечно, шизофрения, правда? Есенина сильно читал Володька, но надрывно, он такой и был. А «Черного человека» как он никто не может прочитать. Он замечательно читал, я хотела, чтобы эти стихи звучали на вернисаже, но это было, конечно, невозможно. Я приносила пленку, уникальная запись. Блок, Есенин, Цветаева невероятная — стихотворение к Маяковскому и Есенину. «Друг мой, Володя, брат мой Сережа». Или Маяковский на смерть Есенина, «собственных костей качаете мешок». Потрясающее стихотворение. Конец был избавлением для них. Даже Бродский есть в конце. Интересный, очень хороший поэт, у него очень глубокие мысли. Серьезный, настоящий поэт. Я все хотела Маяковскому графику сделать, никак не могу собраться.

Я о Володе очень много переживала. И знала, что он попал в психушку. Где-то он был болен, конечно, с таким сдвигом душевным. Потом он стал назойливым, вдруг начал выяснять отношения, и это способствовало моему отъезду. Слишком мне это показалось никчемным. Он был моложе меня на 20 лет. Потом что было, не знаю. Он пропал, не знаю, где он, может быть, даже умер уже. Потом, когда у вас нет настоящего, большого чувства, зачем это нужно, это абсолютно не нужно. У молодых могут быть ошибки, в возрасте — нет. А когда вам 40, как было мне, когда мы разошлись с Володей, начинается новая стезя в жизни. Если люди привыкли меняться, это легко и просто, если нет, то, даже если кто-то встречается, вы не сразу принимаете решение. Это очень трудно.

Я живу одна уже 40 лет, а всех семейных, кто жен бросает, как в нашей группе Кропивницкий, Вечтомов, я не сужу, это мои товарищи, им это нужно для творчества, а мне не нужно. У нас у каждого были своя жена, свои дети, тот же Оскар с семьей, Ольга Ананьевна и Евгений Леонидович, Лев, который только вернулся из заключения, Свешников — это были все порядочные люди. Другие художники, как Чернецов, тоже были домовитые люди, совсем не богемные — сегодня здесь, а завтра там. Володя женился давно, после того как мы разошлись. Коля Музу бросил, в 60 с лишним лет сошелся с молодой женщиной, вышел скандал. Он быстро постарел, и его поздний роман сыграл здесь очень отрицательную роль. О Льве и говорить не надо. Вначале Лев был другим, потом бросил свою Шуру, получил мастерскую, нашел Галю — она тоже много для него трудилась. Мы так не жили. В богеме люди живут слишком свободно, не замечая, что делается рядом с ними. Плавинский часто меняет жен, но художник хороший, у него все ловко получается. Позже все омрачилось, когда Оскар ушел от Вали и стал ходить по девкам. Была страшная, трагическая пора, когда они расходились. Мир рушился от разнузданности и безразличия. Сашка и Катерина были уже взрослые, Оскару было лет сорок, это был год 68-69-й. На долю Вали досталось что-то невероятное. Была история с отъездом Оскара, которая наложила нехороший отпечаток. И то, что потом он взял ее с собой, когда уезжал, был поступок великого человека. Были другие претендентки на то, чтобы поехать с ним, а он все же взял Валю и уехал с ней. Он совершил подвиг — такой, как Валя, он никогда бы не нашел. По любви, пониманию, своей тихости. Другие были такие вертихвостки!