Идеально другие. Художники о шестидесятых

Костаки работал на ответственной должности в канадском посольстве под началом Министерства иностранных дел. В России к этому относятся с опаской, но это нормально — если человек там работает, почему об этом не рассказать? Ничего в этом нет плохого. У него была хорошая зарплата, он был человек умеющий, когда были плохи дела после войны, доставал пропитание для посольства — об этом он пишет в своей книжке. Потом очень зажегся и начал покупать картины. О Костаки еще никто толком не написал, даже дети. Прежде всего, Костаки был широкий и добрый человек, он дал пристанище художникам, которые валялись на чердаках и солили огурцы с грибами. Костаки был для нас отдушиной, неотъемлемой нашей частью. К нему мы ходили как домой, а не как в посольства, куда нас приглашали. Его дом был как итальянское палаццо — все было завешано картинами сверху донизу, такой был мощный аккорд искусства. Попова была прибита к потолку, потому что ей уже не осталось ни единого кусочка, сейчас эта картина висит в Третьяковке. Фанера, покрытая желтовато-охристым цветом, с какими-то красными формами. Такой экспозиции, что он устраивал в своих квартирах, я не видела никогда и нигде. Но в музее впечатление очень невыгодное: тут Попова, а в уголке «Черный квадрат» висит. Костаки свою миссию выполнил на отлично, все основные работы передал в Третьяковку. Только во Франции он мне рассказал, какое потрясение было для него расставание с картинами! Оставшееся собрание разделили между детьми, здесь только Наташа осталась. Костаки был замечательно добрым, таких теперь не встретишь. Добрейший, широкий, как моя тетка, человек! И очень многим он помогал. Незадолго до смерти он прислал мне чек на 10 тысяч долларов. И прислал чек Стацинскому, с которым дружил, и, по-моему, Хвостенко. Когда приезжал, то всегда приходил. В Англии он ночевал у Игоря, когда Игорь там жил, он нас очень любил. Костаки прислал мне замечательную американскую книгу о своей коллекции с подписью: «Дорогому другу с любовью». Костаки еще не оценили до конца, это невероятный человек. Таким людям надо петь славу.

Почему Костаки не стал всерьез собирать современных художников? То, что покупал у вас, он держал не дома, на даче, позже сгоревшей.

У него было какое-то столкновение с Ниной Андреевной Стивенс, и он решил отойти в сторонку. По крайней мере, сам он объяснял это так. А может, дома было большое сопротивление? Куда еще покупать художников, и так завал полный, деваться некуда, дышать нечем! Думаю, это более правильная версия — он, если бы хотел, не отступил. В России он как бы уступил место Нине Стивенс. Не знаю, жива ли она или нет?

Нет, умерла в прошлом году….

Умерла… А я все думала к ней пойти обязательно. Ей было 90 с чем-то лет. Но когда я приезжала, я всегда забывала ее навестить.

Нина Стивенс

Нина Андреевна собрала хорошую, большую, 60–70 картин, коллекцию. Она была человек большого вкуса, знала толк в живописи, вникла в современное искусство, несмотря на всю ее сложную, витиеватую жизнь. Платила деньги за картины, мало, но все же платила, мы не работали и в МОСХ не вступали. Стивенс была женщина с большим чутьем и в искусстве разбиралась. У них был целый сад за особняком на улице Рылеева, они его получили взамен простого деревянного дома на Зацепе, который снесли. Тот был их собственный, этот им не принадлежал. Она сделала там огромный ремонт. Нина создала свой особый мир по наитию. У нее был хороший вкус, и она смогла сделать прекрасную экспозицию.

У нее были любимцы среди художников? Были в коллекции и люди, позже исчезнувшие, — похожий на Полякова Потешкин, делавший ассабляжи Авто Варази.