Находится он быстро и Хиддлстон делает осторожный шаг, отдающийся во всем теле глухой, уменьшенной таблеткой, болью. Он криво улыбается и, зачем-то помассировав пальцами спину, идет дальше.
Подходящее место находится почти сразу. Толстое дерево с шершавым стволом. Правда Том тут же зацепляется штаниной о какую-то ветку, но не сильно. Что уже может считаться победой над природной неудачливостью.
Возвращаясь к машине, Хиддлстон зло шипит сквозь зубы, ругая себя за глупую стыдливость. Можно ведь было не отходить далеко от машины и решить проблему на обочине. Но нет... понесло в лес. И следствием этой глупой идеи оказалась в кровь расцарапанная обожженная крапивой рука. А он-то наивный, думал, что ветка будет единственной бедой на сегодня.
От невеселых мыслей отрывает странный шорох. Словно кто-то неосторожно задел ветку. Том вздрагивает, замирает, весь обращаясь в слух. Отчего-то странный звук пугает. Хотя, казалось бы, что может случиться в пяти метрах от оживленного, даже ночью, шоссе? Но этот аргумент помогает слабо.
Подождав несколько мгновений, Хиддлстон делает следующий шаг. И снова этот шорох. Музыкант резко оборачивается на звук. Глаз успевает уловить только смазанную тень, но теперь Том уверен точно: он здесь не один.
Прошибает холодный пот, в ногах появляется противная слабость. Пальцы трясутся. Том закусывает губу и ускоряет шаг. А потом и вовсе срывается на бег. Ветка попадает по щеке, оставляя на коже очередную царапину.
А преследователи уже не таятся. Их много – слышно по легким шуршащим шагам, какому-то скрежету.
Том бросает короткий взгляд вправо и испуганно вскрикивает: на него, не мигая, смотрят два желтых внимательных глаза.
И как только он осознает это, то этими желтыми светящимися, словно угли огоньками наполняется весь лес. Тяжелое дыхание срывается с губ, а до дороги все те пять метров, что и были. Словно он не сделал ни шагу.
Почему они не нападают?!
И холодное прикосновение к руке. Словно...
Том сорвано орет и в ужасе прижимает руку к груди, ускоряя бег. В глазах уже черные круги, в висках стучит кровь.
И вот она, трасса. Пустая. Ни огня. Только одиноко стоящий фольксваген с огоньком лампочки внутри, освещающей смутный силуэт Криса.
И Том вдруг понимает, что это не за ним. Крис. Вот кто цель.
Он не знает, откуда пришло это осознание, но преследователи, похоже, тоже чувствуют это. Над пустой дорогой раздается поистине жуткий кладбищенский вой. И все они разом бросаются к Тому, беспомощно прижавшемуся к двери с пассажирской стороны.
Гротескные уродливые фигуры, освещенные слабым лунным светом, выглядят кошмарно. Желтые глаза горят, словно угли. И этот вой... Скрежет когтей по асфальту. Хлопанье крыльев.
Хиддлстон коротко истерично оборачивается и встречает шокированный полный ужаса взгляд Криса.
А орда наступает. Угрожающе-низкий рык, шипение. Они подступают медленно, понимая, что некому их остановить.
– Этого нет... – шепчет Том, вцепляясь пальцами в холодный металл двери. – Это бред...
И замогильный хохот, вперемежку с клекочущим рыком.
Хемсворт, кажется, дергает ручку двери, чтобы выбраться, но Том всем телом прижимается к машине, не давая этого сделать.
И сил хватает только на то, чтобы хрипло выкрикнуть:
– Вруби свет!
Дорогу, словно разрывая мутную пленку, освещает теплый яркий свет. А Том орет, делая шаг к замершим на месте тварям:
– Никто не подойдет к машине!
К Тому смазанной тенью прыгает уродливое создание, похожее на большую собаку с хитинистыми накладками на спине. С оскаленной пасти хлопьями падает пена. Хиддлстон с испуганным обреченным криком отшатывается, по-дурацки взмахивая руками. И шокированно разглядывает валяющую у ног тварь, с разорванной, словно когтями, глоткой.
Раздается испуганный визг, клекот. И толпа монстров вдруг подается назад, отступая на почтительное расстояние. А Том, хватая ртом воздух, разглядывает свои окровавленные пальцы, заканчивающиеся загнутыми черными когтями.
И полный какого-то благоговейного страха голос Криса за спиной:
– У тебя крылья...
– В машину, – Том не оборачивается. – Быстро.
Хлопок двери и тишина.
– Если кто-то из вас посмеет коснуться этого человека, – Хиддлстон делает шаг к безмолвной темной массе тварей, замершей без движения, – я сам убью покусившегося на его жизнь. А теперь – прочь.
И свора с негромким шелестом растворяется во тьме, возвращая миру краски. На шоссе снова появляются машины, тусклый фонарь в отдалении загорается своим белесым болезненным светом.
А Том оседает на землю, пряча голову в колени. Все тело бьет крупная дрожь.
– Этого не может быть... – губы сами проговаривают бесполезную мантру. – Этого нет...
Пальцы, измазанные черной густой влагой, абсолютно обычные.
А потом кто-то мягко обнимает со спины, прижимает к груди. Теплые губы прижимаются к виску. И Том чувствует, как в глазах становится горячо и влажно. Из груди вырывается нервный испуганный, детский какой-то всхлип, и Хиддлстон, резко обернувшись, утыкается лицом в грудь Хемсворта, совершенно не по-мужски захлебываясь слезами.
***