Идеи о справедливости: шариат и культурные изменения в русском Туркестане

В целом колониальное управление стремилось ограничить юрисдикцию казиев делами о личном статусе, наследстве и вакфах. Тем не менее народные судьи сохранили неформальные полномочия в отношении таких уголовных дел, как насильственное завладение чужой землей[345], побои, изнасилование и грабеж, несмотря на то что уголовные преступления официально были подведомственны мировым судам[346]. Кроме того, российские власти ввели несколько законодательных статей о наказаниях. Данные статьи, предположительно, должны были заменить худуд – систему фиксированных наказаний за проступки, которые в соответствии с исламским правом считаются «нарушением Божьего закона» (хукук Аллах[347]) и которые не вправе изменить судья, выносящий приговор. Основная линия реорганизации судебной системы Средней Азии при власти Российской империи определялась судебной реформой, проведенной императором Александром II в 1864 году. Реформа была направлена на предупреждение произвольных решений, разрешала устное изложение доводов в суде и проведение публичных слушаний. Тем самым российская администрация стремилась скорейшим образом распространить в среднеазиатской правовой среде идею о том, что судья – это выборная должность, и человек на данном посту обязан быть беспристрастным[348]. Это был эпохальный поворот: при ханской власти судьи, как и любые юридические служащие, назначались сверху указом ханского дворца. Один современник реформ заметил, что введение процедуры выборов народных судей, установление съездов казиев в качестве судов второй инстанции[349] и отмена телесных наказаний, «собственно говоря, совершенно уничтожили прежний казийский суд»[350].

Таким образом, то, что колонизаторы называли «судебными реформами», в действительности ограничило юрисдикцию народных судов, не поспособствовав при этом кардинальной реорганизации локальных правовых традиций. Русские власти в Туркестане никогда не стремились к грандиозной перестройке и в судебных реформах придерживались уже известной стратегии «игнорирования» с целью избежать народных волнений. «Учинить насилие над народом – значит зажечь искру, от которой займется пламя»[351], – заметил один чиновник, выступавший за то, чтобы оставить такие преступления, как убийство и кража животных, в ведении судов по адату. Данную стратегию мы можем назвать прагматичной: колониальное управление Туркестана страдало от нехватки кадров, и в любом случае не нашлось бы средств, чтобы силой насадить верховенство имперского закона. Однако это не единственная причина, по которой российские власти придерживались политики игнорирования местной правовой системы. По убеждению колонизаторов, введение новых правовых практик наряду с уже существующими приведет в долгосрочной перспективе к тому, что население региона постепенно потеряет уважение к древним обычаям и сделает выбор в пользу более цивилизованных имперских судов[352]. Данное убеждение было основано на предположении, что коррупция среди народных судей неизбежно влечет за собой падение авторитета шариатской системы и, соответственно, рост доверия к имперским судам[353]. Поэтому введение народных судов воспринималось как временная уступка с целью завоевания доверия коренных жителей.

Нам важно оценить масштаб реорганизации правовых систем коренных народов не только для того, чтобы понять мотивы имперских правовых реформ, но и чтобы осознать, к каким непредвиденным последствиям привели эти новшества. Судебные реформы, несмотря на широкий охват и значительность, замедлили ход, как только столкнулись с областью процессуального права. К тому же полностью отсутствовали подробные трактаты на русском языке о механизмах действия исламского права. По всей видимости, имперские законодатели сознательно избегали вопроса о казийском судопроизводстве и после нескольких десятилетий господства в Средней Азии. Данный факт позволяет сделать определенные выводы о характере колониального вмешательства в сферу туземного права. По всей видимости, кодификация не входила в план русских правовых реформ. Кодификация является перформативной репрезентацией культурного господства и представляет собой эффективный инструмент превращения исламского права из закона мусульманских юридических специалистов в свод писаных законодательных положений, представляющий собой четкий набор правил, то есть кодекс. Принцип кодификации применялся в других колониальных регионах с мусульманским большинством. Более того, шариат стал последовательной и предсказуемой правовой системой отчасти благодаря кодификации[354]. Однако в русском Туркестане данному инструменту управления не придавалось достаточного значения – за исключением единственной попытки, предпринятой в начале XX века графом Паленом[355].

2. Выборы