Идеи о справедливости: шариат и культурные изменения в русском Туркестане

Данный отрывок демонстрирует, что за деятельностью этого могущественного казия наблюдали самые влиятельные представители русской военной администрации. Прежде всего, автор рапорта ознакомился с несколькими жалобами, поданными на Мухитдина Ходжу в судебном порядке. Комментируя одну из этих жалоб, чиновник признает, что казий «настолько сумел ознакомиться с существующими постановлениями нашего законодательства, так умеет пользоваться своим знанием Шариата, что доказать его виновность в каком-нибудь служебном промахе оказывалось чрезвычайно трудно, всякое свое несправедливое дело он умеет облечь в законную форму»[432].

Хотя колониальные чиновники и могли свободно озвучивать свое презрение к казиям, им все же было нелегко убедить начальство в необходимости уголовного преследования конкретного казия за злоупотребление должностными полномочиями. Колониальное государство по сути своей было неоднородным, многогранным; соответственно, успех жалобы зачастую зависел от реакции на нее конкретного должностного лица. Чиновники низового уровня – городские начальники и подобные им служащие – привыкли к постоянному потоку безосновательных жалоб и знали, что многие прошения, которые оказываются на их столе, в действительности не имеют под собой основания. Неудивительно, что прошение Садык-джана вскоре было помечено как безосновательное и отклонено. Однако отказ последовал неоправданно быстро. Начальник Ташкента, Степан Путинцев, упустил из виду тот факт, что в прошении Садык-джана излагались две различные жалобы: первая касалась вакфа, вторая – вымогательства. Путинцеву было известно, что несколько месяцев назад Мухитдину Ходже был вынесен оправдательный приговор по делу Садык-джана о вымогательстве, поскольку выяснилось, что истец руководствовался жаждой мести[433]. Увидев прошение, адресованное генерал-губернатору, городской начальник, по всей видимости, решил, что жалоба Садык-джана по поводу вакфа – не что иное, как очередная попытка дискредитировать Мухитдина Ходжу. Вероятно, поэтому Путинцев выслал областному управлению рекомендацию аннулировать дело[434]. Как мы увидим, Путинцев был прав насчет мотивации истца, однако управление не было удовлетворено его заключением и потребовало представить дополнительные доказательства. По этой причине ближе к концу мая 1891 года Путинцев попросил своего помощника, капитана артиллерии Нила Сергеевича Лыкошина[435], допросить всех участников дела.

Во время беседы с Лыкошиным Садык-джан заявил следующее. Его дядя Байбаба якобы призвал его за несколько дней до своей смерти и в присутствии двух свидетелей сказал ему, что собирается учредить вакф в поддержку двух мечетей, в который будет входить шесть принадлежащих ему лавок, и поставит своего племянника мутаваллием. Садык-джан признался, что никогда не видел самого вакфного документа, но при этом настаивал на том, что Байбаба поступил именно описанным образом. Далее Садык-джан перешел к обсуждению иска о вымогательстве, поданного им против Мухитдина Ходжи. Истец стал утверждать, что казий заставил его заплатить 110 рублей, что он и сделал из-за страха перед огромной властью, которой обладал Мухитдин Ходжа. Русские чиновники были убеждены, что исламские суды работают неэффективно и представляют собой очаги коррупции. Соответственно, лейтмотивом их идеи о том, что такое судейская некомпетентность, являлось представление о казиях, злоупотребляющих своей властью. Очевидно, Садык-джан сыграл на этом, попытавшись выставить Мухитдина Ходжу человеком, который воспользовался служебным положением для личного обогащения.

Чтобы проверить истинность показаний Садык-джана, Лыкошин провел инспекцию лавок, пожертвованных двум мечетям. Выяснилось, что обязанности мутаваллия вакфа исполняет человек по имени Максум, имам одной из мечетей; казий назначил его на данную должность в октябре 1890 года. Максум имел при себе оригинал вакф-наме, которое он продемонстрировал Лыкошину. В документе было ясно написано, что Байбаба завещал шесть лавок в пользу двух мечетей, а человеком, который помог ему оформить все документы, был его внук Закир-джан. Также Лыкошин установил, что в вакф-наме нет никакой информации о том, что место мутаваллия предназначается кому-либо из наследников учредителя. Лыкошин пишет: «Никаких указаний в помянутом акте не заключается, а потому согласно шариата, право назначения мутавалли предоставляется Народному судье по соглашению или по выбору одномахаллинцев».