Идем правее, на солнце, вдоль рядов кукурузы. История чудесного спасения глазами бортпроводника

Мгновенно приходит отрезвление и какое-то воодушевление. Как будто ураган пронесся в голове, выдувая оттуда все ненужное и несущественное. Я понимаю, что мы еще живы. Значит, нужно бороться, чтобы и дальше оставаться в живых. Теперь в голове одна мысль, которая затмевает другие: быстрее выпустить пассажиров и самим уйти подальше от самолета. Я резко поворачиваю по часовой стрелке защелку замка. Поясные и плечевые ремни мгновенно отстегиваются и исчезают в спинке сиденья станции.

В этот момент слышу крик. Голос похож на нашу Надежду: «Сели все!» И откуда силы взялись в этой хрупкой девчонке так крикнуть? Но все вокруг шумят. Женский командный голос тонет в общем гвалте сотен испуганных криков, голосов, причитаний. В этот момент освещение в салоне гаснет. Включается аварийная подсветка.

Позже мы часто обсуждали этот момент. Пытались выяснить, кто первый заметил снижение самолета, почему до последнего момента никто не подавал команд.

Дмитрий Ивлицкий, с его же слов, тоже слышал странную работу двигателей. Наверное, он первый из всех бортпроводников понял, что что-то пошло не так. Возможно, потому что из всех нас у него самый большой налет и, соответственно, опыт. Его кресло-станция располагалось лицом к пассажирам, так же, как и у меня. Когда стало понятно, что самолет не набирает высоту, а снижается, оставалось только делать вид, что ничего не происходит. Посеять панику на борту самолета, теряющего высоту, очень легко. Тем более, что Дмитрий до последнего надеялся, что сейчас последует разворот и мы вернемся в аэропорт Жуковский.

Каким-либо образом оценить обстановку бортпроводнику за бортом очень сложно. В отличие от пассажиров, у него нет иллюминаторов. Все, что остается – смотреть в маленькие окошечки дверей аварийного выхода. Они не предназначены для любования окружающим миром. Их единственная задача – дать возможность оценить обстановку снаружи самолета перед открытием аварийного выхода. Поэтому о снижении и наборе высоты можно судить лишь по внутренним ощущениям, которые с опытом становятся острее. Вот почему о том, что последует жесткая посадка, Дмитрий узнал от пассажира. Буквально за пару секунд до удара о землю мужчина, сидящий напротив, произнес фразу: «Все, мы падаем». И почти сразу после этого произошла посадка на кукурузное поле.

Остальные бортпроводники из нашей команды рассказывали примерно одно и то же. Ощущение неизбежного приземления возникло у всех за несколько секунд до посадки. При этом никто не мог точно сказать, куда садится самолет. Мы не знали о том, какое решение приняли пилоты. Возможно, рядом оказался другой гражданский аэродром, который мог бы быть использован для аварийной посадки. Вариантов существовало множество, но никто и подумать не мог, что мы приземлимся прямо на поле.

Только Дамир Юсупов и Георгий Мурзин в этот момент знали, куда мы движемся. Но у них не было ни времени, ни возможности сообщить нам об этом. Все их мысли были сосредоточены на одном – спасении жизней. Важнее всего было безопасно приземлить воздушное судно. Тем более, что любое неосторожно сказанное слово могло посеять панику. В нашей ситуации этого удалось избежать, потому что, когда все поняли, что произошло, паниковать было уже поздно.

По рассказам пассажиров, многие из них гораздо раньше нас поняли, что самолет совершает непредвиденную посадку. Оно и понятно, у них была возможность наблюдать в иллюминаторы, как самолет столкнулся с птицами, как он теряет скорость и снижается прямо над зеленым полем. Но поскольку все происходило слишком быстро, никто не поднял тревогу. Кто-то успел мысленно попрощаться с родными, кто-то взять близкого человека за руку, кто-то пожалеть о незавершенных делах. И все это время, в эти несколько секунд вечности, жизни всех пассажиров и команды без исключения зависели только от одного человека – Дамира Юсупова, стальной хваткой сжимавшего ручку управления самолетом.

Глава 16 Жертв нет, пострадавших – попозже

Резкое торможение! От удара пилотов подбросило, но ремни безопасности выручили. Тряхнуло вроде не сильно. Главное, что нос не зарылся. Все же скорости хватило, чтобы поднять его повыше перед самым приземлением. Самолет по инерции движется по зеленому полю. Теперь уже ничего не сделаешь: или остановится сам, или упрется в шоссе. Конечно, реверс бы не помешал, но не с такими двигателями. И есть ли еще они у нас? Или остались в поле, позади?

Секундная пробежка, и самолет останавливается. Короткий взгляд в окна. Крылья на месте. Огня и дыма нет. Взрыва тоже. Сели. Живы. Напряжение последних секунд схлынуло мгновенно. Так быстро, что, кажется, в теле не осталось ни одной мышцы. Состояние такое же, как у победителя стокилометрового марафона на финише. Вся энергия ушла за несколько секунд.

Из-за дверей кабины слышен шум в салоне. Интерфон не работает! Срочно открыть дверь! В ее проеме почти сразу появляется старший бортпроводник Дмитрий Ивлицкий. Выражение лица сосредоточенное. Во взгляде немой вопрос: «Что произошло?»