В начале терапии некоторые пациенты находятся в очень серьезном состоянии. Притом что наши диагностические решения, безусловно, должны опираться на глубину регрессии и опасность неконтролируемых проявлений, важно с самого начала отдавать себе отчет в том, что механизм этих проявлений предполагает поворот в худшую сторону, я бы сказал даже, погружение на самое «дно». Под этим я подразумеваю как бы намеренное со стороны пациента подчинение регрессивным тенденциям, радикальный поиск «дна» – то есть предела регрессии и единственного твердого основания для возобновления прогрессивного движения[30]. Согласиться с этим утверждением – значит довести до экстремальной крайности положение Эрнста Криса о «регрессии на службе у эго»; тот факт, что выздоровление наших пациентов иногда совпадает с проявлением у них ранее скрытых художественных способностей, должен подтолкнуть нас к дальнейшему исследованию этого вопроса (Kris, 1952).
Элемент преднамеренности в этой «настоящей» регрессии видится во всепоглощающем глумлении, которое пациенты выказывают во время первого терапевтического контакта; вместе с тем некий флер садомазохистского удовлетворения мешает разглядеть и поверить в то, что их самоуничижение и стремление «умертвить свое эго» скрывают отчаявшуюся искренность. Как сказал один пациент, «эти люди не понимают, как ужасно преуспевать. Но что еще хуже, они не понимают, что такое потерпеть крах. Я решил показать им, что это значит на самом деле». Убийственная искренность есть в самой решимости пациентов не доверять ничему, кроме недоверия, и одновременно в темном уголке своего сознания осмысливать новый для себя опыт (следить за ним краем глаза), простой и достаточно недвусмысленный, который разрешил бы индивидууму возобновить базовые эксперименты с взаимным доверием.
Терапевт, столкнувшийся с язвительным и дерзким молодым человеком, должен взять на себя роль матери, которая знакомит своего малыша с жизнью и которой он может доверять. В фокусе лечения находится пациент, который должен обрести новые границы и перестроить основы своей идентичности. Бурные сдвиги границ эго происходят перед нашими глазами: мобильность внезапно снижается, иногда до кататонического состояния; внимательность пациента превращается в сонливость; вазомоторная система начинает давать неадекватную реакцию вплоть до потери пациентом сознания; чувство реальности уступает место ощущению деперсонализации; все остатки уверенности в себе внезапно исчезают, сопровождаемые утратой ощущения физического присутствия. Осторожный, но уверенный опрос поможет выявить вероятность того, что такому «припадку» предшествовал ряд противоречивых импульсов. Первым приходит внезапный и интенсивный импульс уничтожить терапевта, и это, как представляется, объясняется «каннибалистским» желанием поглотить его сущность и идентичность. Одновременно или вместо этого приходит страх и желание быть поглощенным, получить идентичность, будучи поглощенным терапевтом. Обе тенденции, конечно же, зачастую скрываются и соматизируются на протяжении длительного времени, проявляясь (что часто утаивается пациентами) лишь по окончании терапевтического сеанса. Такие проявления могут носить форму импульсивного сексуального акта без сексуального удовлетворения или даже без ощущения участия; страстных ритуалов мастурбации или поглощения пищи; безудержной пьянки или вождения; саморазрушающего, без пищи и сна, марафона чтения или погружения в музыку.
Здесь мы называем экстремальные формы того, что можно считать