Об отношениях наших пациентов с их братьями и сестрами я скажу только, что они представляют собой больший симбиоз, чем это бывает обычно между детьми в семье. Из-за рано проснувшегося стремления к идентичности наши пациенты обычно привязываются к брату или сестре примерно так, как это бывает между близнецами (Burlingham, 1952), за исключением того, что здесь у нас один «близнец», пытающийся обращаться с неблизнецом как с близнецом. Пациент стремится к полной идентификации хотя бы с одним из братьев или одной из сестер способом, выходящим далеко за рамки альтруизма как формы идентификации, описанного Анной Фрейд (1936). Это значит, что пациент как будто уступает свою идентичность идентичности брата или сестры в надежде получить большую и лучшую идентичность в результате слияния. Некоторое время это удается; тем более травматичным оказывается разочарование, которое должно последовать за разрывом искусственного «близнячества». Гнев и паралич сменяют внезапное озарение и понимание, что идентичности хватит лишь на одного и она принадлежит другому.
Истории детства наших пациентов обычно на удивление малопримечательны. Иногда в раннем возрасте наблюдался некоторый аутизм, который обычно родителям удавалось корректировать. Тем не менее остается впечатление, что степень и болезненность острой спутанности идентичности в позднем подростковом возрасте находится в зависимости от этого раннего аутизма, который определяет глубину регрессии и интенсивность столкновения между фрагментами новой идентичности и старыми интроектами. Что же касается конкретного травматического опыта, один момент встречается довольно часто, а именно серьезная физическая травма в период эдипова комплекса или раннего пубертата – и связанное с ней расставание с домом. Это может быть операция или с опозданием диагностированный физический дефект, несчастный случай или серьезная сексуальная травматизация. Так или иначе ранняя патология соответствует типичной картине основного психиатрического диагноза.