Фрейд приписал функциям «супер-эго или эго-идеала» интернализацию культурного влияния, которое представляет собой команды и запреты, исходящие из среды и ее традиций. В этой связи сравним два утверждения Фрейда. «Супер-эго ребенка в действительности строится не по модели родителей, а по модели “супер-эго” родителей; оно перенимает то же самое содержание, становится проводником традиций и всех вечных ценностей, которые передавались этим путем от поколения к поколению. Вы можете легко догадаться, насколько важно признание “супер-эго” для понимания социального поведения человека, например проблемы делинквентности, и, возможно, для обеспечения нас некоторыми практическими советами по образованию… Человечество никогда не живет полностью в настоящем. Идеологии супер-эго[34] увековечивают прошлое, традиции племени и народа, которые поддаются, хотя и медленно, влиянию настоящего, новых тенденций развития и, пока они действуют через “супер-эго”, играют важную роль в жизни человека» (Freud, 1932, pp.95–96). Фрейд, нужно это отметить, говорит об «идеологиях супер-эго», то есть об идейном наполнении эго; и вместе с тем он говорит о нем как о «средстве», то есть части психической системы, через которое работают идеи. Представляется, что под идеологиями супер-эго Фрейд подразумевает особую связь супер-эго с архаикой, с магией внутренней принуждающей силы этих идеологий.
Во втором своем утверждении Фрейд признает существование социальной стороны идеала эго: «Эго-идеал очень важен для понимания психологии группы. Помимо своей индивидуальной стороны, этот идеал имеет социальную сторону; он является также общим идеалом семьи, класса или нации» (Freud, 1914, p.101).
Представляется, что термины «супер-эго» и «эго-идеал» различаются по их отношению к филогенетической и онтогенетической истории. Супер-эго видится как более архаичная и интернализованная репрезентация эволюционного принципа морального закона, человеческой врожденной предрасположенности к формированию примитивного категориального сознания. Вместе с (онтогенетически) ранними интроектами супер-эго остается жестким, мстительным и карающим внутренним агентом «слепой» морали. Эго-идеал между тем представляется более гибко привязанным к идеалам конкретного исторического периода и, таким образом, ближе к функции эго, связанной с испытанием реальности. Эго-идентичность (если бы мы настаивали на этом термине и на дискурсе этого уровня) в этом же сравнении оказалась бы ближе к социальной реальности в том смысле, что как подсистема эго она испытывает, отбирает и интегрирует образы «я», рожденные из психосоциальных кризисов детства. Можно сказать, что она характеризуется более или менее в действительности достигнутым, но бесконечно пересматриваемым чувством реальности своего «я» в реальности социальной; между тем образ эго-идеала можно рассматривать как образ идеальных целей, к которым «я» стремится, но никогда их не достигает.