Идентичность и цикл жизни

Именно Хартманн (1939) открыл путь новым концепциям. Его утверждение о том, что ребенок рождается преадаптированным, то есть подготовленным к «среднеожидаемой среде», содержит в себе как более точную биологическую, так и безусловно социетальную формулировку. Даже наилучшие отношения матери и ребенка сами по себе не способны выстроить хрупкую и сложную «среду», которая позволит человеческому детенышу не только выжить, но и развить потенциал роста и уникальности. Экология человека в своих измерениях охватывает константу естественного и переменного исторического и технологического, из чего очевидным образом следует, что лишь постоянный социальный метаболизм и постоянная (и почти всегда неуловимая) перестройка традиций могут гарантировать каждому новому поколению младенцев то, что относится к «среднеожидаемой среде». Сегодня, в эпоху стремительных технологических перемен, вопрос о применении научных инструментов и сохранении гибких форм «среднеожидаемой» последовательности воспитания и образования детей в действительности превращается в вопрос выживания человеческого рода.

Специфический характер преадаптированности младенца (а именно его готовности к прохождению предопределенных этапов развития через институционализированные психосоциальные кризисы) требует не только существования базисной среды, но и целой цепочки таких сред, выстроенных последовательно одна за другой. «Адаптируясь» и совершая прорывы в очередную стадию своего развития и достигнув ее, ребенок делает заявку на вхождение в очередную «среднеожидаемую среду». Другими словами, человеческая среда должна допустить и обезопасить скачкообразное и вместе с тем последовательное с культурной и психологической точки зрения прохождение ребенком этапов его развития, каждый из которых все больше и больше увеличивает радиус жизненных задач. Все это переносит так называемую биологическую адаптацию человека в контекст жизненных циклов, которые соотнесены с реализуемой историей сообщества. Следовательно, перед психоаналитической социологией встает задача концептуализации среды человека как последовательных попыток эго старшего поколения участвовать в организованных усилиях по созданию целостной последовательности среднеожидаемых сред для эго молодого поколения.

3

В недавней работе, в которой дан широкий и глубокий обзор попыток концептуализации взаимосвязанности культуры и личности, Хартманн, Крис и Лёвенштайн (1951) заявляют: «Можно и должно рассматривать культурные условия также с точки зрения того, какие возможности для функционирования эго в свободной от конфликтов сфере они стимулируют или запрещают». Однако авторы менее оптимистичны в отношении возможности изучения отражения таких «культурных условий» в психоанализе личности. Они пишут: «Аналитики слишком озабочены различиями в поведении, вызванными культурными условиями; здравый смысл заставляет признать эти различия, однако внимание к ним аналитика и наблюдателя уменьшается по мере того, как фокус смещается с периферии к центру, то есть с поведенческой манифестации к данным, получить которые можно лишь путем аналитического исследования». Мы же осмелимся предположить, что скорее центральные вопросы формирования эго, которые, безусловно, можно разрешить лишь «путем аналитического исследования», требуют признания психоаналитиком того факта, что культурные различия выходят далеко за пределы «здравого смысла», который три наших автора (будучи совершенными космополитами) сочли достаточным для описания данной сферы; между тем в других вопросах их «здравый смысл» потребовал более глубокого анализа. Начнем со своей области психоанализа и предложим психоаналитику задаться вопросом о том, какие конкретно побудительные мотивы, способности и возможности в совокупности подтолкнули его к выбору именно этой области деятельности. Поиск ответов на этот вопрос позволит выявить тот факт, что некоторые из самых спорных и сложных ответов на вопрос, чем же является или не является психоанализ, рождены другим важнейшим вопросом, а именно: чем должен быть (или должен оставаться, или должен стать) психоанализ для человека, чья конкретная психоаналитическая «идентичность» стала краеугольным камнем его существования как человека, профессионала и гражданина. Я не отрицаю необходимости поиска источников вдохновения и основ специфической морали этой области деятельности, неожиданно приобретшей такой толчок к развитию и популярность. За свою недолгую пока историю психоанализ создал множество возможностей для самых разных идентичностей: в нем увидели новые задачи и новый масштаб естественная философия и талмудические толкования; медицинская традиция и миссионерские учения, литература и теория литературы; социальное реформирование и бизнес.