Итак, конституция определяет «основы политической, правовой и экономической систем страны
». В таком случае конституция Сомали должна бы гласить, что основу экономической системы страны составляет морское пиратство, что полицейский самостоятельно определяет, в чем состоят права человека, а человек, не согласный с этим, может (если выживет) апеллировать к шариатскому суду[219]. Однако в конституции Сомали, принятой в нынешней редакции в 2012 году, ничего такого нет, а есть набор стандартных благоглупостей про парламент, правительство, судебную систему, права человека, выборы и природную среду. Единственное её отличие от десятков ей подобных состоит в том, что она называется «переходной», а к каждому из названий государственных институтов добавлено то же определение. Она, конечно, «имеетвысшую юридическую силу», но только в глазах горстки дипломатов и международных чиновников, поставляющих туда гуманитарную помощь. Если это – конституция, то в каком смысле?С другой стороны, ещё в начале XVIII века на Багамах существовала Республика Пиратов (так и называлась) со столь же скудным государственным устройством, чья конституция, известная под названием «Пиратский кодекс», исполнялась беспрекословно. И горе было тому Воробью, Флинту или Сильверу, кто дерзал её нарушить, – за ним незамедлительно являлся верховный судья Линч.
Сравнение этих двух конституций позволяет многое понять.
«Пиратский кодекс» выражал сложившийся, общепринятый, освященный обычаем порядок вещей
, которому в основном следуют добровольно, то есть был фиксацией обычного права, такой же, как вавилонские законы Хаммурапи, афинские законы Драконта, древнеримские Законы XII таблиц и т. д. вплоть до английских многотомных law reports. К этой же категории в основном относится и британская конституция[220], не случайно вышеприведённое определение из «Британики» включает в её понятие также и traditional practices, иногда называемые «конституционными обычаями». Ясно, откуда её «высшая юридическая сила».Современная конституция Сомали – это декларация намерений
. Принимая её, законодатель (кто бы он ни был) указал, куда, к какому политическому и правовому состоянию он хотел бы привести страну. То, что она прямо названа «переходной», только подчеркивает эту её роль. Но эта роль присуща и всем конституциям. Искусство же государственного деятеля состоит в том, чтобы конституция не оставалась лишь декларацией.Как это достигается, мы постараемся разобрать ab ovo
, то есть начиная с этимологии слова и истории явления.Все согласны, что слово «конституция» почти во всех языках происходит от латинского глагола constituo
. В античных и средневековых[221] латинских текстах он используется во многих значениях (от 10 до 27 по разным словарям), но авторы энциклопедических определений отталкиваются от разных, чаще всего это: устраивать, утверждать, устанавливать. Однако исходным, архетипическим его значением является: ставить, помещать, водружать, водворять. Коренная семантика этого действия такова: чего-то или кого-то тут не было, но вот теперь есть, с оттенком непреложности этого факта. Жертвенного тельца поместили на алтарь, теперь священнодействию до́лжно свершиться со всеми положенными последствиями. Энея с чадами и домочадцами в Лации отродясь не было, а вот теперь они здесь водворились, извольте с этим считаться. Приняли новый закон, высекли его текст на камне и водрузили его на форуме – извольте исполнять.Этот смысловой оттенок «
небывалого ставшего действительным» был главным (отличавшим от близких по значению слов) и лёг в основу всех более поздних смыслов слова constituo: утвердить (акт), учредить (коллегию), устроить, организовать (упорядочить что-либо) и т. д. Естественно ожидать его наличия и в слове «конституция».