Идеология русской государственности. Континент Россия

Насколько можно судить, термин «конституция» в специфическом значении учредительного документа организованного сообщества впервые стал употребляться вольными каменщиками. Им обозначалась грамота, определяющая основные правила деятельности конкретного масонского братства (определённого устава, национальной или территориальной ветви). Возможно, в этом проявилось стремление масонов избегать общеупотребительных терминов[222], чтобы подчеркнуть: они – другие. Отцы-основатели США свой первый документ[223] назвали всё-таки хартией, хотя среди них было немало масонов. Теперь уже не узнать, кто первый предложил использовать этот термин для обозначения документа, учреждающего новое государство или его новую политическую форму. Но первой конституцией государства в современном смысле этого слова и по названию стала Конституция США, принятая в 1787 году специально для этого созванным Филадельфийским конвентом. А путёвку в жизнь термину дала Французская революция, так как начиная с Конституции Франции 1791 года он стал общеупотребительным.

И с тех пор понятие конституции неразрывно связано с переменами, причём с такими, которые уже в принципе свершились, перестали быть просто замыслом, но ещё подлежали окончательному утверждению. То есть как всякое действительно историческое событие означали завершение одного процесса (освободительной войны, революции, реформы) и в то же время начало другого (государственного строительства, утверждения и налаживания нового порядка).

Выражаясь метафорически, конституции стали как бы вехами, отмечающими поступь истории конкретного государства и его народа. В таком метафорическом понимании можно назвать «конституциями» законы Солона и Клисфена, действительно реформировавших организацию общественной жизни в Аттике и изменивших некоторые государственные институты. Но не более того.

Рассмотрев обстоятельства принятия более 200 конституций Нового Времени (см. ниже), мы убедились в том, что каждая из них предвосхищала будущее состояние общества и, более того, предписывала, каким ему надлежит стать. Это в равной мере относится и к учредительным актам возникающих государств, и к плодам революций, и к конституциям, принятым, казалось бы, в спокойные времена.

Так что конституция – это проект государства, подлежащий последовательной реализации.

Проект – это схваченное в мышлении и воплощённое в знаке устройство какого-либо искусственного, создаваемого человеком объекта, в данном случае – государства как социального объекта. Конкретно же каждая конституция в момент своего принятия – это совокупность норм, определяющих будущее политическое устройство государства. Эта-то нормативность и создаёт обманчивое впечатление юридического акта, «закона», которым конституция отнюдь не является. Потому что политическое устройство создаётся не законами, а властью и требует добровольного следования её воле (см. V.4). Законы же всего лишь придают должную форму поведению людей в рамках данного политического устройства, которое их и создаёт. Именно поэтому конституцию практически никогда не принимают законодатели: это делает персона власти (индивидуальная или коллективная), особая, специально для этого созванная ассамблея или, наконец, сам народ. В двух последних случаях смысл широкого участия народа в принятии конституции (как, впрочем, и любого голосования) – это как раз декларация его готовности следовать воле власти, в этой конституции изъявленной. В этом смысле такое голосование равносильно присяге на верность устанавливаемому государственному порядку. Только после этого к своему делу может приступить законодатель.

Общая же последовательность событий всегда такова:

Неготовность народа следовать воле власти обнаруживает несостоятельность предложенного проекта, а точнее – указывает на то, что это был вовсе не проект, а то, что мы называем «прожектом»: действием, основанным не на знании, а на предположении. Это нередко случалось с «высочайше дарованными» (октроированными) конституциями. Так было, например, в Австро-Венгрии, когда Октябрьский диплом, изданный Францем-Иосифом 20.10.1860 года, просуществовал всего четыре месяца и был заменен 26.02.1861 года Февральским патентом, который 21.12.1867 года был заменен Декабрьской конституцией, действовавшей уже до распада империи.