Идеология русской государственности. Континент Россия

Статью 97 Судебника некоторые вообще считают доказательством того, что для внесения в Судебник дополнений якобы необходимо было подтверждение царской воли приговором Боярской думы[255] – парламентаризм, да и только! Между тем эта статья гласила: «А которые будутъ новые дҍла, а в семъ судебнике неписаны, и какъ тҍ дҍла со Государева указу, и со всҍхъ бояръ приговору вершатца; и тҍ дҍла в семъ судебнике приписывати»[256]. Вполне очевидно, что эта формулировка отсылает нас к правилам Судебника о подсудности, согласно которым высшими инстанциями по разным категориям дел были, соответственно, царский и боярский суды (ст. 27, 28 и др.). А поскольку Судебник был сводом обычного права, его пополнение происходило за счёт включения прецедентных решений соответствующих высших инстанций по факту их принятия. Это явствует и из самих дополнительных статей, лишь немногие из которых содержат формулировки «приговорил Царь Государь со всеми бояры», или «…с Митрополиты», или с теми и другими вместе, что означало результаты рассмотрения дел со сложным составом или неопределённой подсудностью царским судом совместно с боярским и/или церковным. В целом же Судебник 1550 года отражал новую стадию развития русского права, начавшего освоение гражданского и уголовного римского права[257], о чём свидетельствует регулярное присоединение извлечений из Дигест Юстиниана к спискам Судебника.

Не лучше дело обстоит и с другими реформами.

С опорой на многочисленные источники доказано, что «земские соборы» в 50-е годы XVI века были ad hoc собиравшимися совместными собраниями[258] двух постоянно действовавших совещательных коллегий: светской Боярской думы (думного собора) и церковного освященного собора[259]. Признаки сословно-представительного учреждения сообщило соборам расширение представительства знати (за счёт служилого сословия) и духовенства (помимо архиереев). Сторонники такого взгляда ссылаются также на эпизодическое приглашение отдельных лиц из других сословий. Но это стало происходить не ранее 1566 года, то есть уже после опалы Адашева и его приспешников[260]. Так что приписывать именно им формирование сословного представительства в России безосновательно. Впервые представители иных сословий стали участвовать в Земском соборе 1610–1613 годов, когда ополчившийся народ устами гражданина Минина, князя Пожарского и патриарха Филарета (Федора Никитича Романова) громко заявил о своём участии в делах государства. Включение же в число участников Земских соборов выборных представителей иных сословий произошло лишь при Михаиле Романове.

Важное значение для развития русского государства имела реформа приказной системы. Первоначально приказами назывались временные органы, создававшиеся для решения конкретных задач по приказу великого князя (отсюда и само слово). При Василии III появились первые постоянно действующие приказы, управлявшие великокняжеским двором и ведавшие казной[261]. Лишь при Иване Грозном стали появляться приказы и родственные им «четверти» для управления присоединяемыми к государству территориями. Реформа приказной системы, приписываемая «Избранной раде», состояла в учреждении постоянно действовавших приказов «по отраслевому принципу», то есть выполнявших отдельные общегосударственные функции. К ранее единственному не придворному Казённому приказу прибавились Челобитный, Посольский, Стрелецкий, Пушкарский, Бронный, Печатный и другие. При этом происходило формирование дьячества (то есть бюрократии) как особой группы в составе служилого сословия. Это, бесспорно, способствовало централизации государственного управления. Но даже если верно, что создание новых приказов – заслуга Адашева (о чём нет иных свидетельств, кроме совпадения времени), как раз дьячество последовательно демонстрировало, что служит именно царю, а не кому бы то ни было ещё, и стало главной опорой царя в его противостоянии боярской верхушке, подавлении её возмущений и устранении «Избранной рады»[262]. Так что и эта реформа содействовала оформлению и укреплению самодержавия, а не ограничению царской власти.

Всё это заставляет думать, что Иван Васильевич пользовался советами приближённых, пока они были полезны и способствовали реализации его намерений. Это было так, пока ход событий в основном сохранял инерцию обычая. А когда накапливающиеся перемены обычай потеснили, эти советы перестали быть полезными. Тогда-то царь и счёл за благо советчиков сменить. А может, и сделать что-то ещё.