Идеология русской государственности. Континент Россия

Так что Курбский в обоих случаях отрицал свою (и боярства в целом) причастность к русскому государству и настаивал на своей свободе от него. Русское государство уже было (со времён Ивана Великого, как мы помним), но Крупский его не заметил и сводил всё к своим личным отношениям – не с царём, олицетворяющим это государство, а с Иваном Васильевичем Московским, таким же, по сути, как он сам, вотчинным владетелем. Да, могущественным владетелем, но не строящим государство, а просто расширяющим свои владения с использованием доступных средств, в том числе содействия (не службы!) других владетелей – князей и бояр. А содействует кому-либо любой человек не по долгу, а по собственной воле: хочу – помогаю, а хочу – нет. В этом суть отстаиваемой Курбским воли – в другом смысле этого слова, как неограниченной свободы, вольницы. В этом и состояло единственное идеологическое содержание сочинений Курбского. А Грозного ему удобно было представить Ужасным[246], чтобы объяснить, почему помогать ему больше не хочется.

Карамзин не мог этого не понимать – об этом за полвека до него со всей определённостью написал В.Н. Татищев. Но Карамзин решал свою задачу: идеолог «вольности дворянской», он стремился обесценить само понятие службы. Для этого рассуждения Курбского, отождествлявшего службу с холопством, как нельзя более подходили.

Обращаясь к своим современникам-дворянам, среди которых потомки старого боярства выделялись лишь гербами и родословными, полностью интегрировавшись социально, Карамзин мог быть уверен, что обстоятельства противостояния боярской верхушки Ивану Грозному эти современники легко примут на свой счёт[247]. Современники вспоминали, какое потрясение умов вызвал IX том «Истории государства Российского», посвящённый этой эпохе.

В решении своей задачи Карамзин блестяще преуспел, но последствия этого вышли далеко за её рамки. И дело не только в том, что тиранический образ Ивана Грозного был усвоен общественным сознанием на столетие вперёд[248], внеся свой вклад в формирование антигосударственных настроений в российском обществе. Сделав «Историю» Курбского главным источником по истории царствования Грозного, Карамзин оставил российской исторической мысли тяжёлое наследие, не до конца изжитое и поныне. Мы остановимся лишь на немногих тесно связанных его аспектах.

Вышеупомянутое понимание Курбским отношений боярства с Иваном Грозным как сотрудничества с Великим князем Московским, а не службы царю – это причина главной, многократно повторенной претензии князя к Грозному: упрёка в том, что тот отверг добрых советчиков и приблизил дурных.

Здесь ключевое слово – «советчик[249]». Мы-де помогаем тебе решать твои задачи, причём небезуспешно. Это значит, что мы знаем своё дело и вообще как жизнь устроена. Воспользуйся нашим знанием, и будет тебе счастье. Великолепное в своей практичности суждение практического разума. И действенное – пока не перейдены границы его применимости. Его обоснованию посвящена большая часть писем Курбского царю. И он нигде не выходит за рамки такого понимания.

Но что, если царю нужно решать другие задачи – сегодняшнего времени, не укладывающиеся в рамки обычаев и выходящие за рамки бесспорной компетенции этих советчиков? Задачи строительства государства, которого они в упор не замечают, а значит и понятия о них не имеют. Тогда, наверное, понадобятся другие советчики. Но этой возможности Курбский, не понимая природы таких задач, не допускает. И подставляет на место государственной необходимости хорошо ему знакомые мотивы придворных интриг: корысть, зависть, личное соперничество. Которые, конечно же, имели место, но в его глазах заслоняли все другие. Так рождается противопоставление добрых и дурных советчиков.

В стремлении подчеркнуть свою былую значимость, Курбский причисляет себя к «добрым советчикам» (что, может быть, и было верно), но для этого он придаёт им статус консолидированной группы, которую называет Избранной радой[250]. С лёгкой руки Карамзина это обозначение становится общепринятым в российской историографии, употребительным и до сих пор. Более того, её начинают считать «неофициальным правительством» Ивана IV, то есть не просто консолидированной группой, а как бы даже государственным институтом, которому приписывают ряд действительно важных реформ, обеспечивавших строительство российского государства (о чём речь пойдёт ниже).