Идиллія Благо Лотоса [Идиллия Белого Лотоса]

Я былъ почти ребенкомъ, когда слова эти коснулись моего слуха, подросткомъ, въ которомъ ключемъ била молодая жизнь, безпомощный въ своемъ невдніи. Я никогда не забылъ ихъ, хотя сокровенный смыслъ ихъ такъ-же ускользалъ отъ меня, какъ значеніе гимна жреца отъ младенца, который улавливаетъ лишь одну гармонію музыки Въ теченіе долгихъ годовъ физическаго роста, призывъ Царицы Лотоса, обращенный къ моей душ, смутно звучалъ въ темныхъ глубинахъ моего сознанія. Жизнь моя была отдана въ руки людей, поработившихъ и духъ мой, и тло, тяжелыми узами сковавшихъ мою душу. Я былъ рабомъ; но въ то время, какъ тло покорно отдавалось руководительству своихъ безжалостныхъ владыкъ, въ душ жило сознаніе возможности свободы подъ открытымъ небомъ. Но, несмотря на мое слпое повиновеніе и на то, что я отдавалъ свои физическія силы и душевныя способности для достиженія низкихъ цлей жрецовъ оскверненнаго храма, въ сердц я свято хранилъ память о прекрасной Цариц, а въ ум моемъ ея слова были начертаны неизгладимыми огненными буквами. По мр того, какъ я становился старше, безнадежная тоска все больше грызла душу мн, а слова эти, горвшія въ ней звздой, бросали загадочный свтъ на мою постылую жизнь. И чмъ больше я сознавалъ это, подъ вліяніемъ развивавшагося разума, тмъ тяжеле становилось чувство утомленія, которое, какъ отчаяніе или смерть, закрывало отъ меня всю красу міра. Изъ веселаго ребенка, жизнерадостнаго созданія, какъ-бы насквозь пропитаннаго солнечнымъ сіяніемъ, я превратился въ печальнаго юношу съ грустными, полными слезъ, очами, изболвшее сердце котораго таило въ себ лишь на половину имъ самимъ сознаваемыя повсти горя, грха и стыда, Иногда, блуждая по саду, я подходилъ къ пруду лотосовъ и съ нмой мольбой глядлъ на тихія воды его, втайн надясь на появленіе чуднаго виднія. Но оно не показывалось, ибо невинность дтства ужъ была мной утрачена, а мощи возмужалости я еще не достигъ…

Книга II.

Глава I.

Я лежалъ на трав, въ саду храма, подъ широко втвистымъ деревомъ, распространявшимъ густую тнь вокругъ себя; всю предыдущую ночь я провелъ въ святилищ, служа посредникомъ между духомъ мрака и его жрецами, въ результат чего я сильно переутомился, такъ что прилегъ здсь и заснулъ, убаюканный нжнымъ тепломъ воздуха въ саду. Теперь я проснулся, весь охваченный какой-то странной грустью; я вдругъ ясно понялъ, что юность моя прошла безвозвратно и что она ни разу не согрла меня огнемъ счастья.

По оба стороны меня было по молодому жрецу; одинъ обввалъ меня широкимъ листомъ, который онъ сорвалъ съ оснявшаго насъ дерева, а другой, опершись локтемъ въ землю и подперевъ голову рукой, задумчиво смотрлъ на меня. У него были большіе темные глаза, съ мягкимъ выраженіемъ добродушнаго животнаго; я часто любовался его красивою наружностью и теперь мн пріятно было видть его около себя. Едва я, проснувшись и поднявъ отяжелвшіе вки, устремилъ утомленный взоръ на него, какъ онъ сказалъ, обращаясь ко мн:

— Ты слишкомъ засидлся въ храм. Нельзя-же убивать себя храмовыми церемоніями, хотя-бы ты одинъ могъ придать имъ и смыслъ и жизнь… Не хочешь-ли пойти съ нами въ городъ, попробовать чего-нибудь другого, не имющаго ничего общаго съ атмосферой храма?

— Да вдь намъ нельзя! — возразилъ я.

— Нельзя? — презрительно протянулъ Маленъ. — Что-же ты полагаешь? Что мы здсь — узники?

— А если-бы намъ и удалось выбраться отъ сюда, народъ насъ узнаетъ, а жрецамъ не разршается смшиваться съ мірянами.

— Не узнаютъ насъ міряне! — проговорилъ онъ съ веселымъ смхомъ.

— Агмахдъ далъ намъ волю и научилъ насъ искусствамъ магіи. Итакъ, если хочешь, ступай съ нами: мы идемъ.

Оба жреца встали и протянули руки, чтобы помочь и мн подняться; я вскочилъ на ноги и поправилъ свою смятую блую одежду.

— Разв мы останемся въ этихъ платьяхъ? — спросилъ я.

— Да, да, только никто не признаетъ въ насъ жрецовъ; благодаря Агмахду, мы по желанію, являемся нищими или князьями. Пойдемъ!

Я не мене ихъ былъ въ восхищеніи отъ предстоявшаго намъ приключенія, и мы втроемъ побжали черезъ садъ; вскор мы добрались до продланной въ стн калитки, которую Маленъ легко открылъ, едва дотронувшись до нея, и мы очутились вн храма.