Идиллія Благо Лотоса [Идиллия Белого Лотоса]

Едва мы выступили изъ предловъ владній храма, какъ откуда-то поднялся и широкой волной разлился въ ночномъ воздух неясный, но громкій гулъ, такой протяжный и могучій, что я вздрогнулъ отъ изумленія и неожиданности, хотя никого другого онъ не смутилъ. Мало-по-малу мои глаза привыкли къ темнот и вскор, при свт звздъ, я увидлъ, что оба берега рки были заняты волновавшейся и двигавшейся толпой зрителей, многотысячное сборище тснилось къ краю воды и покрыло вс прилегавшіе къ рк поля, по крайней мр, на сколько хваталъ глазъ; и тутъ только понялъ я, что значилъ слышанный мной гулъ голосовъ, я принималъ участіе въ какомъ-то великомъ торжеств, о которомъ до сихъ поръ ничего не зналъ. Сначала я удивился, но вскор припомнилъ, что уже раньше слышалъ о немъ, хотя и не обратилъ вниманія на это сообщеніе, весь отдавшись окружавшимъ меня удовольствіямъ. Если-бы я остался въ город до начала его, очень возможно, что я присоединился-бы къ народу; а теперь я былъ отдленъ не только отъ него, но, какъ мн казалось, и отъ всего человческаго. Я стоялъ безмолвно и неподвижно, какъ самъ Агмахдъ, въ то время, какъ душу мою терзало какое то невыразимое, безпредльное отчаяніе, и я не изнемогалъ подъ тяжестью предчувствія чего-то ужаснаго, что должно было произойти.

Глава III.

Суда плавно скользили внизъ по рк среди глубокаго молчанія, которое было прервано жрецами-гребцами, затянувшими гимнъ, и изъ всхъ лодокъ поднялись и разлились въ прозрачномъ воздух мощныя волны мелодичнаго напва; среди стоявшихъ по берегамъ зрителей произошло сильное движеніе; несмотря на темноту я увидлъ, что вс опустились на колни: врующіе молча поклонялись своей богин, благоговйно внимая голосамъ ея служителей, раздававшимся въ вечерней прохлад.

Пніе замерло и снова воцарилась тишина, въ теченіе нсколькихъ минутъ никмъ не нарушавшаяся, ни жрецами, ни народомъ, который продолжалъ стоять на колняхъ, молча и не шевелясь. Но вотъ опять полились гармоничные переливы полнаго восторга и торжества гимна; толпа заколыхалась, разомъ распростерлась на земл, и до меня донесся глубокій вздохъ умиленія, вырвавшійся изъ тысячи сердецъ… А жрецы могучими голосами громко и радостно пли: Богиня съ нами!. Она среди насъ!.. Падайте ницъ передъ ней, о люди, и поклоняйтесь ей!..

Въ это время стоявшая между мной и Агхмахдомъ женщина обратилась ко мн и сказала, улыбаясь:

— Я требую отъ тебя теперь услуги, избранный рабъ мой, за которую я уже заране заплатила теб, дабы ты не колебался; не бойся, я тебя еще вознагражу за нее, и на этотъ разъ — двойн… Дай мн руки, приложись устами къ моему лбу, и какую бы слабость ты не ощутилъ, какая дрожь не охватила-бы тебя, не бойся, не шевелись и не кричи. Сейчасъ твоя жизнь станетъ моей: я извлеку ее изъ тебя. Но, не страшись: я верну ее теб обратно. Разв она не драгоцнна?

Меня объялъ неописуемый ужасъ, и все-таки я повиновался ей, не колеблясь. Да и какъ бы я могъ противиться ея вол, сознавая себя ея рабомъ? Своими холодными руками она стиснула мои, и мн сразу показалось, что эти обычно мягкія руки превратились въ крпко и неумолимо державшіе меня клещи. Доведенный до полнаго отчаянія сознаніемъ своей безпомощности, я приблизился къ ней вплотную, несмотря на страшный блескъ ея хищныхъ глазъ; я ужъ давно потерялъ надежду на чью-либо помощь, а въ эту минуту меня охватила страшная жажда смерти, которая одна, какъ я думалъ, могла освободить меня отъ ига этого ненавистнаго рабства, и я жадно прильнулъ устами къ ея холодному лбу. Передъ этимъ я чувствовалъ себя вялымъ, отяжелвшимъ; дымъ, подымавшійся отъ свтильниковъ съ благовонными маслами и отъ сосудовъ съ одуряющими куреніями, погрузилъ мой мозгъ въ какую-то странную сонливость. Теперь-же, едва я коснулся устами ея чела, сразу опалившаго ихъ, не знаю чм — холодомъ или зноемъ, — какъ меня всего мгновенно пронизало какимъ-то острымъ чувствомъ изступленной радости, почти безумнаго восторга и какой-то крылатой легкости. Я не узнавалъ себя; во мн разлилось какое-то бурное море неизвданныхъ мной досел чувствъ, которыя сразу овладли мной всецло, хотя — какъ я это ясно сознавалъ — они и не были моими чувствами. Ихъ волна неудержимо пробжала во мн и своимъ стремительнымъ напоромъ, казалось, совершенно и навсегда смыла мою индивидуальность; при этомъ я не только не лишился сознанія, но, наоборотъ, почувствовалъ, что оно стало остре, шире и глубже. Затмъ произошло что-то странное, и я моментально забылъ о своей утерянной индивидуальности, и почувствовалъ, что живу въ мозгу, въ сердц, въ самыхъ сокровенныхъ тайникахъ сущности того порожденія тьмы, которое всецло овладло мной. Вдругъ дикій, мгновенно оборвавшійся крикъ изступленнаго восторга, пронесся надъ пораженной чудомъ многотысячной толпой: она увидла свою богиню…