Существовал и альтернативный взгляд. Многие знатоки еврейского права полагали, что библейский запрет относился только к трехмерным объектам — статуям, а плоские изображения, которые созданы не для поклонения им, а для украшения, вполне допустимы. В конце XIII в. Меир бен Барух из Ротенбурга (ум. 1293), самый авторитетный ашкеназский раввин того времени, утверждал, что махзоры не подобает украшать фигурами зверей и птиц, поскольку они отвлекают сердца от Отца Небесного, то есть от молитвы. Однако такой декор не нарушает вторую заповедь. Идолопоклонство начинается там, где люди изготавливают трехмерные образы и создают скульптурные изображения лица, а плоские фигуры, написанные красками, не являются идолами. «Даже еврею позволено создавать образы с помощью красок… но запрещено делать скульптурное изображение целого лица». В начале XIV в. рабби Яков бен Ашер (ок. 1270–1343), который бежал от антиеврейских преследований из Германии в Испанию, в галахическом своде «Арбаа турим» («Четыре ряда») утверждал, что запрет представлять человека или дракона применим там, где его показывают со всеми частями тела. Но голова без тела или тело без головы дозволены[614]
.Видимо, на фоне таких дискуссий еврейские мастера, заказчики рукописей, их последующие владельцы и читатели стали экспериментировать с приемами, которые позволяли примирить древние запреты с новым интересом к визуальному. Чтобы нейтрализовать образы, которые им казались религиозно сомнительными, и обезопасить себя от любых обвинений в идолопоклонстве, они пытались уйти от изображения лиц. В одних случаях они выскабливали уже написанный образ и оставляли вместо лица пустой овал без глаз, носа и рта; в других — сразу же представляли персонажей со спины или с лицами, скрытыми за головным убором или прической; порой человеческие головы заменяли на звериные или птичьи.
При этом во многих случаях такие методы совмещались на страницах одного манускрипта. Их создателям приходилось решать, как показать израильтян, а как — их врагов-язычников; следует ли как-то противопоставлять праведников и грешников; не слишком ли опасно мужчинам (а рукописи почти всегда предназначались для них) смотреть на изображения женских лиц. Все эти вопросы явно пересекались, и мы, увы, лишь можем догадываться, как на них отвечал тот или иной мастер. Однако время шло — еврейские художники, жившие в германских землях, из поколения в поколение украшали рукописи библейскими иллюстрациями, изображали праздничные ритуалы и порой повсевдневные сценки, а на полях рисовали охотников, преследующих добычу (некоторые историки видят в них аллегорическое обозначение иноверцев, угнетающих евреев), или странных гибридов. Присутствие на листе человеческих фигур, которое поначалу было в новинку и вызывало столько сомнений, стало привычным делом.
На исходе Средневековья рукописи, а вслед за ними печатные издания, брачные контракты, витражи, надгробия, футляры для свитков торы, магические амулеты, блюда и другие предметы регулярно украшали изображениями зверей и людей. Эти фигуры не соотносили с христианскими или древними идолами, а потому обычно считали допустимыми. Объемные изображения вызывали больше подозрений, чем плоские. Некоторые раввины разрешали использовать образы животных и растений, но настаивали на том, что фигуры людей следует представлять «неполными»: в профиль, а не анфас, только бюсты и торсы[615]
. Однако лица на еврейских изображениях перестали деформировать и скрывать. Люди-птицы и люди-звери тоже исчезли.Экскурс 2
Невидимые непристойности
Вернемся к средневековым христианским рукописям. Перелистывая их страницы, многие читатели атаковали фигуры демонов и грешников, которых они боялись и ненавидели. Однако у их частной войны со злом и грехом был еще один объект — «непристойности». Они выскабливали, размазывали, закрашивали или вырезали из книг изображения обнаженных тел, фигуры любовников (даже если они были скрыты одеялом) и даже губы, сомкнутые в поцелуе (рис. 164). Где-то под удар попадали образы, явно связанные с чувственностью, где-то — обнаженные тела, которые по замыслу не должны были вызывать эротический отклик (как фигуры Адама и Евы в Эдеме), но в какой-то момент стали казаться слишком откровенными и опасно соблазнительными. Попробуем разобраться.
Рис. 164. Исчезнувший поцелуй. На первом листе рукописи с житием английского короля Эдуарда Исповедника (1042–1066) кто-то внизу изобразил целующуюся пару. У мужчины и женщины вьющиеся волосы и грубоватые лица. Неизвестный читатель выскоблил изображение ровно там, где их губы сходятся.
Житие Эдуарда Исповедника. Лондон, ок. 1250–1260 гг.