В Англии XIV в. лолларды, последователи «ересиарха» Джона Уиклифа (ок. 1320–1384), обращали текст 113-го псалма против злоупотреблений католического культа образов[218]
. В том же духе Бернар Гомбер из Акс-ле-Терма — катар, ставший одним из персонажей книги французского историка Эмманюэля Ле Руа Ладюри «Монтайю, окситанская деревня (1294–1324)», — потешался над теми, кто уповает на силу церковных статуй: «Дева Мария — просто деревянный обрубок, без настоящих глаз, ног, ушей и рта!»[219] А в XVI в. испанцы-конкистадоры теми же словами обличали индейских идолов, которые требовалось уничтожить, чтобы утвердить в Новом Свете христианство[220].Само собой, 113-й псалом и родственные ему библейские образы оказались востребованы и в иконоборческом дискурсе протестантов. Виттенбергский проповедник Андреас Карлштадт в трактате «Об устранении изображений» (1522) обличает слепоту идолопоклонников, не замечающих слепоту идолов[221]
, а Жан Кальвин в «Наставлениях в христианской вере» (первое издание вышло в 1536 г.) перефразирует строки псалма, критикуя опасность антропоморфизма: «Человекоподобный вид идолов вызывает у людей мысль, будто это тело, так напоминающее их собственное, обладает жизнью. Кроме того, телесные образы скорее гнут несведущие души, чем распрямляют их, так как имеют рот, глаза, уши и ноги, но при этом не говорят, не видят, не слышат и не ходят»[222].Поэтому, выкалывая глаза «истуканам» Христа, Богоматери или святых, иконоборцы, видимо, не столько их ослепляли, сколько хотели продемонстрировать, что они и так слепы («есть у них глаза, но не видят»). Отламывая статуям руки или ладони (особенно сложенные в молитвенных жестах или в жестах, символизирующих духовную и мирскую власть), они не столько лишали их силы, сколько демонстрировали их бессилие («есть у них руки, но не осязают»).
Мексиканский художник Диего Ривера (1886–1957) — коммунист и яростный критик религии — в мемуарах рассказывал о том, что его отец-антиклерикал сам не ходил в церковь и сына не позволял водить. Однако, когда Диего было шесть лет, его набожная тетя все-таки отвела его на мессу в храм Сан-Диего в Гуанахуато. Увидев на стенах мужчин и женщин, стоящих на облаках, в окружении крылатых мальчиков, он испытал острое отвращение и принялся кричать: «Дураки! Вы так безумны, что верите, что, если я попрошу у портрета отца один песо, он и правда даст мне один песо». Еще дома он обследовал изображения Девы Марии и Иисуса Христа, которые были у его тетки. Он их поскоблил и выяснил, что они сделаны из дерева. «Я вставлял в их стеклянные глаза и в уши палочки, чтобы проверить, могут ли они что-то видеть, слышать и чувствовать — и, само собой, вывод был всегда отрицательный»[223]
. Мальчик проверял, есть ли жизнь и сила в католических образах, следуя той же логике, что за столетия до него иконоборцы — лютеране и кальвинисты.В XVI в. протестанты систематически ослепляли католических святых, Деву Марию и Христа. Католики порой выкалывали и перечеркивали глаза на портретах Лютера. Сам жест ослепления образа был шире конфессиональных границ. На фоне протестантской войны против идолов в католическом мире стали множиться вести о кровоточащих изображениях и святых, которые, не давая себя в обиду, наказывали святотатцев внезапной болезнью или смертью. Подобные чудеса наказания, или «негативные чудеса», были широко распространены еще в Средневековье[224]
. Однако в эпоху религиозных войн они приобрели особое значение. Например, можно было прочесть, как в 1582 г. нидерландские кальвинисты пытались захватить город Халле — один из центров почитания Богоматери. Некий солдат, попытавшийся отбить нос чудотворной статуе Девы Марии, после попадания пули сам остался без носа[225]. Аналогичные истории начали циркулировать и с протестантской стороны баррикад.Уже к 1519 г., то есть еще до того, как сторонники Реформации подняли первые волны иконоборчества, в Германии стали ходить гравюры с ликом Мартина Лютера. На известной работе Ганса Бальдунга Грина (1521) он изображен с нимбом святого и голубем — символом Святого Духа — над головой (рис. 66). Католики обвиняли покупателей этого изображения в том, что те святотатственно его почитают, носят с собой и прикладываются к нему, словно к лику святого. На Вормсском рейхстаге 1521 г., осудившем учение Лютера, его новоявленные «иконы» были приговорены к сожжению. На одном из уцелевших экземпляров гравюры Бальдунга Грина, который хранится в библиотеке Марбургского университета, кто-то пририсовал Лютеру усы и оставил на его правом глазу черное пятно[226]
.Рис. 66. Ганс Бальдунг Грин. Портрет Мартина Лютера, 1521 г.