Идол, защищайся! Культ образов и иконоборческое насилие в Средние века

Не только в XVI, но и в XVII–XVIII вв. изображения виттенбергского реформатора периодически подвергались агрессии со стороны католиков. Описывая эти покушения, протестантские авторы, как подчеркивает историк Роберт Скрибнер, нередко использовали ту же риторику, что их католические оппоненты, описывавшие покушения на образы Христа, Девы Марии и святых. Например, библеист, историк и лексикограф Иоганн-Христиан Шеттген в истории города Вурцена (1717) упомянул о том, как во время Тридцатилетней войны солдат-католик попытался выколоть глаза портрету Лютера, висевшему в соборе. Для этого он взобрался на табурет, однако, по Божьему мановению, свалился с него и сломал себе шею. По другому свидетельству, в Страсбурге в 1657 г. подмастерье мясника в гневе бросил нож в портрет Лютера, стремясь выколоть ему глаз, но нож отскочил и выбил глаз ему самому[227]. Ослепление — один из важнейших приемов, который в разных культурах использовался для того, чтобы поквитаться с персонажем изображения. Прокалывая, стесывая, зачеркивая глаза изображенного, люди прерывали зрительный контакт с образом, в каком-то смысле «убивали» его или демонстрировали, что он и так мертв.

Как изобразить, не изображая

Реакцией на неприемлемый образ может стать не уничтожение, а исправление. Его часто описывают как цензуру. Это слово вполне уместно, давно вошло в наш лексикон, и без него никуда. Однако оно переносит акцент лишь на запрет: на то, что было вырезано, выскоблено, зачеркнуто или как-то еще скрыто. Но у таких модификаций бывает и вторая сторона — переосмысление старого образа и его дальнейшая жизнь в новом облике.

Интереснейший пример — изображение Троицы в инициале D (Dixit Diminus — «Сказал Господь») из английской Псалтири, созданной в 1220–1230 гг. (рис. 67). Там триединый христианский Бог предстает в иконографическом типе, известном как «Престол благодати» (Throne of Mercy, Trône de grâce): Бог Отец держит на коленях распятие с фигурой Сына, а между ними парит Святой Дух в форме голубя[228]. Однако вместо лица Бога Отца мы видим желто-золотой готический четырехлистник.

Рис. 67. Инициал D — начало 109-го псалма: Dixit dominus domino meo («Сказал Господь Господу моему»).

Псалтирь. Англия, ок. 1220–1230 гг.

Cambridge. Trinity College. Ms. B.11.4. Fol. 119

Некоторые историки полагают, что он исходно так был написан, а потому видят в нем один из аниконических — то есть абстрактных, напоминающих о своей условности — образов божества, которые порой встречались в Средние века. Однако вероятно, что это все же результат более поздней правки. Как предполагает Жан Вирт, она была связана с сомнениями по поводу того, можно ли вообще придавать Богу Отцу антропоморфный облик[229].

Теологи-схоласты XIII в. цитировали сирийского монаха Иоанна Дамаскина (ум. 749) о неизобразимости Бога Отца. Он никогда не воплощался в человеческом теле, а потому может быть представлен только в виде воплощенного Сына — Христа: «А сверх этого, кто может сделать себе подобие невидимого, и бестелесного, и неописуемого, и не имеющего формы Бога? Поэтому изображать Божество — дело крайнего безумия и нечестия. Поэтому в Ветхом Завете не было практикуемо употребление икон. А так как Бог по милосердию Своему поистине сделался человеком ради нашего спасения… и жил на земле, и вступил в единение с людьми, творил чудеса, пострадал, был распят, воскрес, вознесся, и все это было видимо людьми… то отцы усмотрели, чтобы это было рисуемо на иконах, для краткого напоминания»[230].

Следуя этой логике, французский доминиканец и философ-схоласт Дюран де Сен-Пурсен (ок. 1272–1334), прозванный за остроту рассуждения doctor resolutissimus («учитель всеразрешающий»), осудил почитание любых образов Бога Отца. Он выступал даже против того, чтобы изображать его в облике Сына, и как раз говорил о «Престолах благодати».

В том же духе выступил и Джон Уиклиф — английский теолог, профессор Оксфордского университета, ставший вдохновителем ереси лоллардов. В отличие от ортодоксальных критиков отдельных иконографических решений, он сформулировал серию возражений против культа образов как такового. Уиклиф утверждал, что изображения, которые заполонили церкви, не помогают через видимое вознестись духом к невидимому, а, напротив, слишком притягивают к материальному и отвлекают своей красотой или роскошью. Они грозят увлечь верующих, которые легко забывают о разнице между образом и его небесным прообразом, к идолопоклонству. А вера в то, что одна статуя Богоматери сильнее и благодатнее, чем другая, уже идолопоклонство чистой воды. При этом Уиклиф не требовал полностью очистить храмы от алтарных досок, фресок или статуй. Они могут приносить пользу. Ведь они служат «книгами для неграмотных», напоминают истины веры и усиливают благочестивые чувства.