Увы, до нас не дошло средневековых изображений таких пародийных действ, или, скорее всего, их вовсе не создавали. Отдаленной аналогией могут стать маргиналии c изображением месс, которые служат звери в облике священников и монахов, а также других похожих ритуалов. Так, на полях одной фламандской Псалтири XIV в. обезьяна в митре епископа вместе с обезьяной-дьяконом освящают церковь (рис. 117). В таких сюжетах легко увидеть проявления средневекового антиклерикализма, насмешку над церковными обрядами и даже таинствами. В другой Псалтири, созданной в Англии, обезьяна-священник вместо освященной гостии поднимает над алтарем череп другой обезьяны[416]
. Однако важно помнить, что подобные сценки часто встречались в манускриптах, которые заказывали состоятельные клирики и даже князья церкви, а их трудно заподозрить во враждебности к духовенству. Вероятнее всего, такие изображения воспринимались как забавная потеха, юмор для своих, а не как вызов вере[417].Рис. 117. Псалтирь. Гент, ок. 1320–1330 гг.
В отличие от пародийных сценок, которыми разукрашивали поля роскошных манускриптов, пародии, которые порой устраивали горожане, враждовавшие с аббатами и епископами, явно служили инструментом обличения и борьбы. При этом у маргиналий и протестных действ был общий фундамент в средневековой смеховой культуре: костюмированных шествиях и увеселениях, приуроченных к карнавалу, или пародийных ритуалах вроде «праздника иподиаконов» или «праздника дураков» (
С XI–XII по XVI в. в разных епархиях Франции к праздникам, которые следовали за Рождеством (25 декабря), — от дней св. Стефана (26 декабря), св. Иоанна Богослова (27 декабря) и Невинноубиенных младенцев (28 декабря) до Обрезания Господня (1 января) и Богоявления (Эпифании) (6 января) — были приурочены пародийные действа. В период, посвященный чествованию новорожденного Богочеловека, они прославляли малых мира сего. И строились на том, что социальная и возрастная иерархия временно переворачивалась и последние — по годам и по статусу — становились первыми[418]
.На время торжества иподиаконы, младшие из священнослужителей, избирали из своей среды епископа, архиепископа, а в храмах, прямо подчиненных римскому понтифику, — папу дураков. Ему вручали одежды и инсигнии настоящего прелата: митру, посох и кольцо. В самом разнузданном варианте, который периодически подвергался критике со стороны церковных иерархов, а в 1445 г. был осужден богословским факультетом Парижского университета, клирики устраивали пародийную мессу. Они напяливали маски, переодевались в женcкую одежду или надевали одежду наизнанку, устраивали в храме танцы, распевали непристойные или вызывающие песни, городили всякую чепуху, паясничали и гримасничали, резались в карты и кости, вместо ладана кидали в кадило ошметки старых подметок или какие-то нечистоты и поедали в церкви колбасы, сосиски и мясные пудинги. Плоть и кровь животных, видимо, служили пародийной альтернативой евхаристии — плоти и крови Христа. Дурацкий епископ разъезжал по городу и благословлял паству. Эти потешные действа не ставили под угрозу ни политический порядок, ни церковную иерархию, но давали выход накопившемуся напряжению, позволяли младшим посмеяться над старшими, ненадолго снимали покров священной серьезности с богослужения и церковного пространства, дарили радость игры (рис. 118)[419]
.Рис. 118. Некоторые маргиналии, изображавшие странные богослужения и клириков в каком-то комичном обличье, могли быть отголоском или переосмыслением таких пародийных ритуалов. Здесь в инициале D изображено мученичество апостола Варфоломея — язычники живьем сдирают с него кожу. На полях справа на высоченных ходулях разгуливает псевдоепископ, одетый только в нижнее белье.
Часослов. Французская Фландрия, начало XIV в.